Изменить размер шрифта - +
  Сама,  сэр!  -
сказала Крошка Доррит с гордостью, слегка понизив голос. - Честное слово.
     - Расскажите мне ее историю, - попросил Кленнэм.
     - Подумай только, Мэгги! - воскликнула Крошка Доррит и, взяв ее большие
руки в свои, захлопала ими в ладоши. - Джентльмен, который объехал  чуть  не
весь свет, интересуется твоей историей!
     - Моей историей? - воскликнула Мэгги. - Маменька!
     - Это она меня так называет, - смущенно пояснила Крошка Доррит,  -  она
ко мне очень привязана. Ее бабушка не всегда была ласкова  с  ней  -  верно,
Мэгги?
     Мэгги затрясла головой, сложила левую руку трубочкой, сделала вид,  что
пьет, и сказала: "Джин!" Потом прибила  воображаемого  ребенка  и  добавила:
"Метла и кочерга!"
     - Когда Мэгги было десять лет, сэр, она перенесла  тяжелую  горячку,  -
сказала Крошка Доррит, следя за выражением ее лица, - и с  тех  пор  она  не
становится старше.
     - Десять лет, - утвердительно кивнула головой Мэгги. - До  чего  ж  там
славно, в больнице! Вот уж где хорошо, так хорошо! Прямо как в раю.
     - Ей никогда прежде не приходилось  жить  спокойно,  -  сказала  Крошка
Доррит, оглянувшись на Артура и понизив голос, - вот она и не  может  забыть
эту больницу.
     - Какие там постельки! - не унималась Мэгги.  -  Какой  лимонад!  Какие
апельсины! А бульон какой, а вино! А  курятина  какая!  Век  бы  не  уходила
оттуда!
     - Вот Мэгги и оставалась там сколько можно было,  -  продолжала  Крошка
Доррит тоном, предназначенным для ушей  Мэгги,  словно  рассказывая  детскую
сказку, - а когда уж больше нельзя было там оставаться, она оттуда вышла. Но
с тех пор ей лет не прибавляется, так и осталось десять на всю жизнь...
     - На всю жизнь, - повторила Мэгги.
     - А кроме того, она тогда очень  ослабела,  так  ослабела,  что,  если,
например, ей случалось засмеяться, она никак не могла перестать, и это  было
очень нехорошо...
     (Мэгги сразу нахмурилась.)
     - Бабушка не знала, что с ней делать, и оттого была с ней очень строга.
Но  прошло  несколько  лет,  и  Мэгги  захотелось  исправиться;  она   очень
старалась, и мало-помалу послушанием и прилежанием добилась того, что ей уже
разрешили уходить и возвращаться когда угодно, и она стала сама зарабатывать
себе на хлеб и теперь зарабатывает достаточно, чтобы ни от кого не зависеть.
Вот, - сказала Крошка Доррит, снова ударяя одной ее ладонью о другую, -  вот
вам и вся история Мэгги, которую она сама может подтвердить!
     Но Артуру Кленнэму нетрудно было угадать, что осталось недосказанным  в
этой истории - даже если бы он не слышал слова "маменька", даже если  бы  не
видел  ласкового  поглаживания  хрупкой  маленькой  руки  большой   шершавой
ладонью; даже если бы от его глаз укрылись слезы, выступившие на  выпученных
глазах; даже  если  бы  до  его  ушей  не  долетело  короткое  всхлипыванье,
оборвавшее нелепый  смех.  И  сколько  не  вспоминал  он  потом  эту  темную
подворотню, исхлестанную дождем и ветром, эту корзинку  залепленного  грязью
картофеля, дожидавшегося, чтобы его снова вываляли в грязи, все это  никогда
не казалось ему таким обыденным и неприглядным, как оно было на самом  деле.
Быстрый переход