|
Он лишь успел обежать взглядом нагромождение крыщ и труб, над которым клубились тяжелые облака дыма, и лес мачт на реке, и лес колоколен на берегу, чьи очертания смешивались во мгле непогоды - и когда он вновь повернулся к ней, это была снова та тихая и спокойная Крошка Доррит, которую он привык видеть за шитьем в комнате своей матери. - Вы были бы рады, если б вашего брата выпустили из тюрьмы? - О сэр, я была бы счастлива! - Ну что ж, может быть, с ним будет не так трудно. Вчера в разговоре вы упомянули о каком-то друге. Крошка Доррит назвала фамилию этого друга: Плорниш. А где он живет, Плорниш? В Подворье Кровоточащего Сердца. Он простой каменщик, поторопилась объяснить Крошка Доррит, как бы для того, чтобы Артур не строил себе иллюзий относительно общественного положения Плорниша. Он живет в крайнем доме Подворья Кровоточащего Сердца, там над дверью есть дощечка с его именем. Артур записал адрес и дал Крошке Доррит свой. Больше ему пока не о чем было с ней говорить, но, расставаясь, он хотел быть уверенным, что она готова положиться на него, и услышать от нее что-нибудь в подтверждение этого. - Ну вот, - сказал он, пряча записную книжку в карман. - А теперь я провожу вас обратно - ведь вам нужно вернуться, правда? - Да, сэр, я сейчас прямо домой! - Я провожу вас обратно, - слово "домой" резало ему слух, - и на прощанье попрошу вас считать, что отныне у вас есть еще один друг. Я не люблю пышных фраз и больше ничего не скажу. - Больше ничего и не надо говорить, сэр. Вы очень добры ко мне, и я вам верю. Они пошли обратно по грязным, неприглядным улицам, мимо жалких нищенских лавчонок, пробираясь в пестрой толпе разносчиков и торговок, которыми всегда кишат кварталы бедноты. Не на чем было тут отдохнуть хотя бы одному из пяти человеческих чувств. Но для Кленнэма, бережно ведшего под руку свою легкую, тоненькую спутницу, это не было обыкновенное путешествие под дождем, по уличной грязи и в уличном шуме. Казалась ли она ему девочкой, а он ей - стариком; оставались ли они тайной друг для друга, идя навстречу предначертанному переплетению своих судеб, - не в этом дело. Он думал о том, что она родилась и выросла среди подобных жизненных картин и поныне продолжает робко существовать в этом мире, таком привычном ей и в то же время таком чуждом; о том, как рано ей пришлось изведать неприглядные тяготы жизни и как она еще невинна; об ее постоянной заботливости к другим; об ее юных годах и детском облике. Только что они свернули на Хай-стрит, где помещалась тюрьма, как чей-то голос закричал сзади: "Маменька, маменька!" Крошка Доррит оглянулась, и в ту же минуту какая-то странная фигура с корзиной в руке налетела на них впопыхах (все с тем же криком "маменька"), споткнулась, упала и рассыпала в грязь картофель из корзины. |
