Нервейг фыркнул.

– Надо будет тоже поиметь его при случае, – сказал он.

– Тебе не понравится. – Она взяла с блюда ломтик сыра и неторопливо откусила. – Ты любишь более крепких, мускулистых мальчуганов… Хотя давай вернемся к делу.

– Точно. – Хозяин Империума отхлебнул еще вина. – Вальгорн думает, что он хитер и скрытен, но за ним следить просто. Он встречался с Овиго, но тот слишком мне предан и знает, что от меня ничего не скроешь, поэтому он отказался от предложений и доложил о той беседе.

– А ты уверен, что он так же предан, как ранее, и сказал тебе все? – Эльтирия посмотрела прямо на супруга, и он ничего не смог прочитать в ее безмятежном взгляде: скрытная, хитрая и умная, опасная, как сотня воинов, настоящая фемина. – Поступки, совершенные давно, в счет не идут, а люди меняются…

– Точно не могу сказать, и эти сомнения меня тревожат. – Нервейг сжал кулаки. – Хотя Вальгорн вообще не представляет проблемы, он более не нужен, и можно в любой момент его казнить.

Два десятилетия назад, только взойдя на Мерцающий трон, он приказал лишить жизни всех своих родичей, включая мать, – шаг сколь жестокий и рискованный, столь и необходимый: правитель должен быть один, и никто не смеет даже притязать на то, чтобы встать с ним рядом.

Убитые братья, тетки и племянники иногда снились ему – стояли и смотрели, одобрительно кивая, и у каждого было аккуратно перерезано горло так, что получался второй рот, и из него текла густая кровь…

В тот день отличился Овиго, ставший потом префектом претория.

Позже Нервейг обнаружил, что какие-то родичи все же нужны, чтобы продолжить династию, если сам он умрет бездетным, и поэтому найденного на Волюнтасе Вальгорна приказал оставить в живых и привезти ко двору. Но затем Эльтирия дважды разрешилась от бремени, у него есть кому передать власть, и принцепса можно убрать с доски.

– Тогда кто? Сенат? – продолжала допытываться она. – Хотя нет – это сборище выживших из ума престарелых патрициев способно только болтать… Сивиллы?

– Альенда на Монтисе одна. – Он махнул рукой, отгоняя назойливую крохотную птаху, похожую на свистящий изумруд, что пыталась усесться на плечо Божественной Плоти. – Я изгнал всех прочих, и, хотя у нее есть послушницы, в одиночку много не сделаешь. Да и чем я им мешаю?

– Церковь во главе с нашим любимым Луцием? – это имя фемина прошипела. – Какая им разница, кто занимает Мерцающий престол, главное, чтобы народ верил и платил дюженицу.

– Точно, факт, – кивнул Нервейг. – Но нынешний понтифик слишком труслив… задница у него взмокает при одном взгляде на меня.

– Трусость порой толкает на опрометчивые поступки, – сказала Эльтирия. – Разреши мне позабавиться с ним, и он все расскажет, во всем признается!

– В твоих руках и я признаюсь, что злоумышлял против себя, – ухмыльнулся хозяин Империума.

Она обиженно надула губки, хотя знала, что Нервейг не обратит на это внимания.

– Не все в церкви решает Каелум, есть и другие, обладающие властью… – сказал он. – Они заняты своими дрязгами, так что оставим их в покое.

– Кто у нас есть еще? Легионы? – спросила фемина.

– Они верны мне, и один я вызвал в столичную инсулу, – хозяин Империума потянулся к кувшину. – А именно Пятый, отведенный от АХ-27.

– Но ведь там урги?

– Ну и что? – Нервейг равнодушно пожал плечами. – Проконсулы и легаты мне все уши прожужжали, что Аллювию защищать невыгодно, что надо спрямить фронт, вот я их и послушался и заодно переместил легион туда, куда надо мне! – Он схватил так и не улетевшую птаху и сжал кулак; внутри хрустнуло.