Хозяин Империума разжал ладонь, и на стол шлепнулся окровавленный комок зеленых перьев.

Эльтирия поморщилась.

– Аллювия, – сказала она. – Оттуда ведь тот мальчишка, помнишь?

– Якобы оттуда, – уточнил Нервейг. – Хотя ни в одной из родословных книг не упоминается, что кто-то из предков побывал в пределах АХ-27. Откуда он взялся и зачем, мне непонятно, и это часть противодействия, которое я ощущаю, так что с ним тоже надо разобраться… Вроде бы ничтожный червь, вынутое из-под жертвенного ножа мясо, но он связан с другими вещами, странными, тревожащими…

– Не тревожься, мой государь, мы обязательно справимся. – Фемина прикоснулась к его предплечью, ее пальчики нежно погладили кожу, пощекотали запястье. – Пусть они беспокоятся и трясутся от страха, пусть не спят ночами и знают, что рано или поздно они умрут, а мы останемся!

– Вот это точно, – сказал Нервейг и сжал ее кисть в своей.

Глава 3

Незримый и неуловимый, вечный и непреходящий Божественный Дух, сумма человечества, оберегающая его цельность, пребывал сам в себе. Тварное жило безнадзорно, и идеальная часть Явленного, воплощенная в людях, грозила погибнуть, рассеяться, и было это в тяжкие тысячелетия Фуги. И тогда Божественный Дух обзавелся Плотью, воссияв на Нашей Стороне, одновременно став чернотой проявленной, пожирающей на Стороне Обратной.

Плоть сия внешне неотличима от обычной, но внутренне совершенно иная, внутренне совершенная.

Илгар Вайдонх Квинтус,

«Трактат о Божественной Плоти,

ее воплощении и чудесах»

Мягкое одеяло, такое толстое, что под ним жарко, спертый воздух, где ощущаются незнакомые запахи, одновременно аппетитные и отвратительные, приглушенные восклицания, словно неподалеку играют дети. Завешенные ало-зелеными коврами стены без окон, необычайно широкая кровать, приоткрытая дверь, в которую проникает слабый свет, и еще одна, напротив, из матового стекла, эрус-контроллер в углу, совсем не такой, как дома.

В первый момент Ларс не понял, где проснулся и как сюда попал.

Но едва сев на постели, он вспомнил все: прилет на Монтис, жертвоприношение, то, как Карелус привел его сюда, как откуда-то взялась еда и как он боролся с сонливостью, пока та не победила.

Что же, он выжил, он во дворце Божественной Плоти, и надо как-то здесь устраиваться.

Едва Ларс встал с кровати, под потолком вспыхнул светильник, а дверь, ведущая наружу, колыхнулась.

– Тилли-бом, пьяный дом, он проснулся, гром-гром-гром, – сказал заглянувший в комнату карлик с огромной головой, облаченный в красные с серебряной бахромой обтягивающие трусы.

Тело его было стройным, безволосым и неестественно гладким, но не выглядело молодым, а глаза цвета расплавленного золота смотрели с иссеченного морщинами лица.

– Привет, – проговорил Ларс.

– И тебе привет, куривет-куривет, – ответил карлик, переступая порог. – Можно?

– Ты уже зашел.

– И то верно, – незваный гость захихикал, размахивая руками и раскачиваясь всем телом. – Меня зовут Декстер, а для комплекта-дуплекта за мной таскается Синистер, курлым-бурлым!

В комнату заглянул еще один карлик в таких же трусах, в черной шапочке и с гитарой в руках.

– О, счастье видеть вас! – пропел он, издавая нестройное бренчание. – Триумф! Овация! Ура-ура-ура!

– Мы – братья, и из нас двоих – я умный, а он – талантливый, – сообщил Декстер, усевшись на пол.

– Да ну? – удивился Ларс, после чего назвал свое имя.