Выругавшись, Джек приступил к выполнению своей задачи. Опустив конец ветки в котелок, он сильно дунул на угли, наблюдая, как языки желтого пламени лижут сушняк. Помахав ею, чтобы огонь лучше взялся, он сунул ее в зияющий лаз и отбежал от берлоги.

   Никакого эффекта. Он снова обернулся к Ате. Могавк жестами побуждал его предпринять следующую попытку. Джек снова раздул огонь, проследил, чтобы ветка березы как следует занялась, и пошел к пещере. Кажется, к зловонию, витающему над ней, примешивался запах гари. Или он исходил от углей в котелке? Джек поднял ветку, бросил ее, отбежал…

   По-прежнему ничего. Лишь слабое журчание ручья вдалеке и скрип мокасин Ате.

   — Продолжай, — прошипел ирокез, показав знаком, что в берлогу следует высыпать все содержимое котелка.

   Джек, стиснув зубы, покачал головой и зажег последнюю ветку, самую большую и самую сухую из трех. Если уж она не разбудит медведя, то краснокожему идиоту придется самому лезть в берлогу и приглашать ее обитателя на танец!

   Он смотрел на котелок, на струйки дыма, выползающие из-за камня, его ноги почти онемели от холода, из носа текло. Он уже знал, что из этой затеи ничего не получится и что им надо будет придумывать что-то еще.

   — Аг-р-р-рх!

   Этот звук был самым страшным из всех, что он слышал в жизни. Страшнее хрипа пронзаемого штыком человека, страшнее вопля Дункана Абсолюта, летящего через шею коня. Из ямы высунулась огромная мохнатая голова. С необычайно маленькими колючими глазками и невероятно большими зубами — острыми, желтыми, с зеленоватым налетом на них.Все это впечаталось Джеку в сознание, пока он падал на собственный зад. Миг — и его окатило смрадное дыхание зверя.

   Брошенный котелок покатился по склону: длинная огненная гирлянда тянулась за ним. Джек в полнейшем смятении взмахнул охваченной пламенем веткой в тщетной надеждеотпугнуть злобно скалящееся чудовище, но зверь с ужасающим рыканьем вырвал ее у него. Мощные челюсти и огромные когти вмиг превратили пылающую сушину в тучу быстро гаснущих искр, но эта заминка позволила Джеку сделать отчаянный кувырок через голову и обрести под ногами опору. Вначале он метнулся в одну сторону, затем — в другую, потом в три прыжка очутился в лесу.

   Он ничего не видел и ничего не соображал. Зрение отказало ему, так же как слух и сознание. Он весь превратился в куда-то влекущие его ноги и даже не делал попытки спросить себя, почему это так. Потом все внезапно возвратились. По крайней мере разум и зрение. Джек увидел веревку, вспомнил, зачем она тут натянута, и в последний момент умудрился в прыжке перелететь через нее. Он упал и, извернувшись, сел, отчаянно скребя землю ногами.

   Медведь, видя, что его оскорбитель повержен, встал на дыбы и оглушительно заревел. Он сделал шаг, загребая передними лапами воздух, шумно принюхался и сделал еще один шаг.

   Веревка дернулась, но ничего не случилось.

   Все. Джек понимал, что сейчас погибнет.

   Тут прозвучал щелчок, ветви березки взметнулись, и заостренный кол вонзился зверю в плечо.

   На миг воцарилась почти абсолютная тишина. Медведь неожиданно повел себя как человек. Он озабоченно повернул морду и здоровой лапой выдернул ранившую его деревяшку, потом с хрустом разгрыз ее и секунду спустя опять повернулся к съежившейся от страха фигурке.

   — О господи! — закричал Джек.

   Он рывком вскочил на ноги, неуклюже попятился и уперся хребтом в березовый ствол. Зверь снова рявкнул, но уже не грозно, а озадаченно: из спины его почему-то торчал томагавк.

   — Есть! — торжествующе завопил Ате, но медведь лишь передернулся, как от укуса назойливой мошки, и опять пошел к Джеку, разевая громадную пасть.