- Что это значит? - спросила Бет.

     И Амазига объяснила.

                                   ТРОИЦА

                 Нью-Мексико, 16 июля, 5 час. 20 мин. утра

     Гроза  уносилась  за горы, зигзаги молний пронизывали небо над дальними

вершинами.  Ливень  прекратился,  но  от пустыни веяло сыростью и прохладой.

Едва  угас  фиолетовый  свет,  Шэнноу  упал  ничком,  Саренто  ухватил его и

притянул к себе.

     - Если  ты меня надул... - начал он, но тут же чуть не потерял сознание

от  сокрушающе  сильного  запаха.  Миллионы  их!  Сотни  миллионов!  Саренто

отпустил  Шэнноу  и  начал  вращаться на каблуках. Пьянящий аромат всех этих

душ был настолько благоуханным, что почти утолил его голод.

     - Где мы? - спросил он.

     Шэнноу  привалился  к камню и оглядел озаряемую зарницами пустыню. Небо

на востоке светлело.

     - В Нью-Мексико, - ответил он.

     Саренто  оставил  старика, поднялся на пологий пригорок и обвел пустыню

внимательным  взглядом.  Слева  он  увидел ажурную металлическую башню вроде

нефтяной  вышки,  а  под  ней  небольшую  палатку. Полотнища незашнурованной

двери хлопали на ветру.

     Двадцатый век! Его мечта. Тут он сможет питаться всю вечность.

     Саренто  захохотал  и  тут  увидел  Шэнноу.  Старик доковылял до него и

стоял, уставившись на башню.

     - Мы  далековато  от ближайшего населенного пункта, - сказал Саренто, -

но  у  меня  сколько  угодно времени, чтобы отыскать его. Ну, Шэнноу, каково

ощущать, что ты обрек моей власти целую планету?

     - Сегодня  я  стал  смертью, - сказал старик, устало повернулся и начал

спускаться с пригорка.

     Саренто  впивал  его  отчаяние, но оно только усилило ощущение радости.

Небо прояснялось, занималась заря.

     Он  снова  посмотрел на ажурную башню и прикинул, что высотой она около

ста  футов.  У  ее  подножия было что-то нагромождено, но Саренто не удалось

рассмотреть,  что  именно.  "Да  какая  разница?"  -  подумал он. Наибольшее

скопление людей находилось к северу.

     "Пойду  туда",  -  решил он. И тут ему вспомнились слова Шэнноу, словно

будившие что-то в его памяти.

     "Сегодня я стал смертью".

     Цитата  из какой-то древней книги. Он нащупывал нужное воспоминание. А,

да... "Бхагават-гита". "Я стал смертью, сокрушителем миров". Как уместно!

     И  еще  что-то,  но  он  не  вспомнил  и опустился на камень в ожидании

рассвета,  упиваясь  своей  новообретенной  свободой. Верх ажурной башни был

занят  металлическим  цилиндром величиной в сарай. Цилиндр заблестел в лучах

восходящего  солнца,  и свет озарил всю башню.