Кардинал трепетал, желая ответов, которые она может дать ему, желая ее крови, желая ее саму.

 Быть может, сейчас он и был сангвинистом, но прежде того он был стригоем, а еще ранее — мужчиной. Он поглощал плоть и испытывал наслаждение. Эти желания навсегда были впечатаны в каждую частицу его существа.

 Сердце Элизабет учащенно билось, в щеке пульсировал жар от нанесенного Бернардом удара. Она всегда любила боль, нуждалась в ней, как впоследствии нуждалась в крови. Закрыв глаза, графиня Батори пропускала через себя биение этой боли, исходящее от горящей щеки, от рассеченного запястья.

 Это было блаженство.

 Когда она открыла глаза, Бернард все еще держал ее руку прижатой к серебряному кресту напротив его сердца. Его взор перебегал с ее окровавленных губ на жилку, бьющуюся на шее, на плечи графини, столь белые по сравнению с темным шелком платья. Женщина пошевелилась, и порванное платье сползло с ее плеч. Теперь свет свечей озарял ее груди, столь явственно различимые сквозь прозрачный шелк сорочки.

 В течение нескольких долгих ударов сердца Бернард смотрел на нее.

 С томительной неспешностью Элизабет подалась вперед, потом приподнялась на цыпочки и легко, едва касаясь, дотронулась губами до его губ. На протяжении одного длительного вдоха она стояла так, позволяя ему ощутить ее тепло, почувствовать запах ее свежей крови.

 — Если на то нет Его воли, то почему я здесь? — прошептала она. — Только ты можешь быть достаточно силен, дабы получить от меня ответ. Только ты наделен силой, потребной для спасения мира.

 Она сильнее прижалась к его холодным губам и просунула между ними свой язычок, неся вместе с ним привкус крови.

 Бернард застонал, приоткрыв губы, поддаваясь этому вторжению.

 Элизабет чувствовала, как по мере углубления поцелуя его клыки становятся длиннее.

 Не отрываясь от ее губ, Бернард развернулся и впечатал ее в стену, с размаха прижав собственным телом. Несколько старых плиток под ее спиной раскололись, острые края стекла прорезали шелк платья и кожу Элизабет. Теплая кровь закапала с ее спины, пятная каменный пол.

 Женщина прервала поцелуй, подставляя взамен шею.Не колеблясь больше ни мгновения, он укусил ее.

 Она задохнулась от боли.

 Он сразу же сделал огромный глоток ее крови, вбирая ее тепло. Элизабет задрожала, чувствуя, как холодеет ее тело.

 Ледяная игла пронзила ее сердце. Это было совсем не то экстатическое единение, которое она испытала с Руном.

 Это была звериная жажда.

 Болезненный голод, не оставляющий места для любви или нежности.

 Он может убить ее и не дать ей ничего, но она должна была воспользоваться этим шансом, веря, что для мужчины, впившегося зубами в ее шею, знание не менее важно, чем кровь.

 «Он не позволит мне умереть и унести в могилу мои тайны».

 Но истинно ли можно было на это полагаться теперь, когда она разбудила в мужчине зверя?

 Ее тело поникло наземь. По мере того как затихало биение сердца, пустоту в душе наполняло сомнение — и страх.

 Потом непроглядная тьма укрыла мир.

 

 

 

 Глава 11

 

  1 7 марта, 21 час 38 минут 

  по центральноевропейскому времени 

  Венеция, Италия 

 

 Рун быстро шел по полированным мраморным полам базилики Святого Марка. Он прилетел в Венецию четверть часа назад. Оставленное для него сообщение гласило, что Бернард и остальные привели Элисабету сюда.