— Я пока затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — Кондратьев пристально посмотрел на меня. — У меня еще не сложилось впечатление об этом городишке.

— Виктор Степанович! Скажите, а чем вызвано сегодняшнее шоу в вашей конторе? Вы знаете, я был, мягко говоря, удивлен вашим присутствием. Вы человек серьезный, с Лубянки, а так просто подписались под эту тему? Это даже не шоу, а просто цирк какой-то!

Кондратьев слегка замялся и, отвернувшись, тихо произнес:

— Не буду скрывать, это инициатива Каримова.

— Скажите, Виктор Степанович, какова ваша роль в этом деле с наркотиками? Я просто теряюсь в догадках. Вы наверняка прибыли работать по линии наркотиков? Но вдруг переключаетесь на работу против меня. В чем дело? Объясните, и мы быстрее найдем точки соприкосновения.

Кондратьев сказал задумчиво:

— Мне, Виктор Николаевич, до сих пор непонятна ваша роль в этом деле с наркотиками. Насколько я осведомлен, вы приехали в Аркалык в составе оперативно-следственной бригады МВД СССР и вдруг бросаете вашу основную линию и начинаете заниматься наркотрафиком. Мешая работать нам.

— Все дело в том, Виктор Степанович, что эти две проблемы оказались неотделимы друг от друга. Работая по своему делу, я сталкивался с фигурантами, которые наряду с реализацией угнанных «КамАЗов» занимались и трафиком. Здесь все перепуталось, машины и наркотики. Главный фигурант нашего дела вдруг оказался лицом, использовавшим похищенные машины и переправлявшим в них наркотики в города Союза. И я, конечно, не мог не заняться этим делом, потому что мне нужен Шиллер так же, как и вам. Мне только непонятно, почему местный отдел КГБ вдруг так испугался моей работы в этом направлении? Для того чтобы оградить меня от нее, есть один способ — убрать меня отсюда. Ну, или передать дело местному КГБ.

Я взглянул на Кондратьева, с интересом слушавшего мою речь.

— Скажите, Виктор Степанович, как давно вы знаете Каримова? Вам до этого приходилось встречаться с ним? — спросил я.

— Мне не совсем понятен ваш вопрос, — туманно ответил Кондратьев. — На мой взгляд, заданный вами вопрос сейчас неуместен. Каримов — опытный оперативный работник, и наш аппарат полностью доверяет ему. У нас, Абрамов, в отличие от вашей системы, не бывает случайных людей. Если он работает, значит, руководство полностью доверяет ему, и у меня нет оснований подозревать его в чем-то. Я тоже верю ему, и все ваши попытки вбить клин между нами обречены на провал. Более того, хочу попросить больше подобных вопросов в отношении Каримова не задавать.

Мне стало все ясно. Если еще несколько минут назад во мне тлела надежда на то, что я могу довериться этому человеку, то сейчас она пропала, словно и не было никогда.

Выдержав паузу, я официально заявил:

— Я слушаю вас, Виктор Степанович. Что вас привело в мой кабинет?

Кондратьев сразу же уловил смену тона и попытался поправить ситуацию:

— Ну что вы, Виктор Николаевич! Я к вам по-дружески, а вы, как ежик, свернулись и выставили колючки. Я пришел к вам с открытым забралом и не хочу ничего делать у вас спиной. Мне необходима вся наработанная вами оперативная и иная информация по нашему делу. Вы много знаете, и у вас есть источники. Отдайте их нам и уезжайте спокойно, с чувством честно выполненного долга. Поймите, здесь, то есть в нашей конторе, нет врагов, и от нас не нужно отгораживаться. Чем скорее вы это поймете, тем лучше для вас!

— Простите, я что-то не понял, это угроза? — я уже с трудом сдерживал интонации. — Как это понимать?

— Это просто дружеский совет, — профессионально улыбаясь, сказал Кондратьев. — Кстати, вы блефовали, когда говорили, что кто-то в день смерти видел в милиции Каримова? Я имею в виду в день, когда произошел самострел Аскарова? Кто конкретно его видел? Подскажите?

Я пропустил мимо ушей просьбу Кондратьева и взялся кипятить чай.