А мне было что сказать.
— Что, Харламов, не нравится? Так что, если не хочешь иметь неприятностей, если нет желания помогать нам, то хоть не мешай делать за тебя твое дело. Вопросы ко мне имеются?
Харламов молчал. Ему нечего было возразить. Он понимал, что допустил большую ошибку с Артемом, и теперь не знал, как ее исправить.
Взглянув на растерянное лицо Харламова, я заключил:
— Ты свободен! У меня больше нет к тебе вопросов. Надеюсь, ты сделаешь выводы, если нет — дело твое.
Лицо Харламова стало пунцовым от прилившей крови.
— Свободен! — строго сказал я и отвернулся к окну.
Харламов вышел из кабинета, ни слова не проронив в свою защиту. В след удаляющемуся Харламову поплыл шлейф дорогого одеколона.
«Может, не стоило его так», — начал уже сомневаться я. Но мое второе «я» быстро перебороло все сомнения.
«Нет, стоило, и это, наверное, нужно было сделать еще раньше. Вот тогда, может быть, и не вырос из вроде бы неплохого парня и оперативника, такой нарцисс».
До меня еще раньше, месяца три назад, стали доходить разговоры оперативников Автозаводского РОВД о том, что начальник их ОУР стал заводить связи среди руководителей коммерческих структур. Близкие коллеги редко видели его на рабочем месте. Харламов явно потерял интерес к работе, перестал заниматься обучением личного состава и все свое рабочее время проводил в кабинете заместителя начальника УВД Гарипова.
Я знал, что Харламов и Гарипов дружили семьями и что их жены были родными сестрами. Именно эта родственная связь была своеобразным щитом, оберегающим Харламова от гнева руководства ОВД и УВД Набережных Челнов.
Чтобы как-то успокоиться и привести себя в нормальное состояние, я налил себе полстакана воды и залпом выпил.
Зазвонил телефон, я снял трубку и услышал голос Юрия Васильевича Костина.
— Абрамов, ты чего не звонишь, не докладываешь? Как у вас там дела?
— Извините, Юрий Васильевич! Замотался! Сейчас разговаривал с Харламовым, извините за подобное выражение, но пришлось загнать в его стойло. Представляете, Юрий Васильевич!
Я кратко изложил ему разговор с Харламовым.
Костин слушал внимательно. А когда я закончил, произнес:
— Ты особо там не расходись, держи себя в руках и избегай возможных провокаций. Слушай, Абрамов, съезди в Менделеевск, там, на Химзаводе имени Карпова два серьезных преступления. Первое — кто-то похитил платиновый катализатор. Это ни много ни мало около десяти килограммов чистой платины. Второе — пропал рабочий на заводе. Пришел как обычно на работу. Вроде бы никуда не отлучался, это подтверждают мастер и рабочие смены, и вдруг бесследно пропал, то есть не вышел с территории предприятия. Его пропуск до сих пор лежит в ячейке на проходной. Мне сегодня звонил директор предприятия и просил оказать помощь местной милиции. По заводу уже поползли слухи. Съезди туда, разберись!
— Все понял. Вечером доложу!
Я направился к Балаганину:
— Слушай, Стас. Меня направили в Менделеевск. Там два резонансных преступления, просили разобраться. Остаешься вместо меня.
Мой отъезд явно не входил в планы Стаса, лицо его приняло озабоченный вид:
— А ты надолго?
— Пока не знаю, как получится. Ты, Стас, опять за свое? Когда я только отучу тебя от этого?
— С чего это вы взяли? Что, спросить уже нельзя!
Отрицательной чертой Балаганина, с которой я постоянно сталкивался, была боязнь ответственности. Стас был неплохим парнем, хорошим оперативником, но только не лидером. Ему постоянно требовался человек, за чьей спиной он мог бы укрыться от грозного взора руководителей.
— Стас, если ты не изживешь в себе эту черту, то тебе никогда не быть руководителем. |