— Ты мне колись поскорее про тех трех девиц, может этим ты сильно облегчишь свою немалую перед законом вину. Так что? Вошли трое?

— Вошли трое, — машинально повторил испуганный Авдеев.

— Девушек?

— Каких девушек?

— А тех, что пришли к Вам, когда Вы с двумя подругами уже банку с рыбой с томате вспороли и выпить собрались.

— А, те… Не, Вы, гражданин начальник, вначале чистосердечное признание мне запишите, дескать, не он, то есть, не Авдеев, водку в ОРСе украл А иначе разговора не получится. Мне лишнего не надо. Пил — было, вполне возможная вещь, что трахнул Верку Красючку. Но с ее согласия, запишите. Мне без согласия бабу трахнуть сил не хватает.

— Об этом, — потом. Давай про трех баб, которые неожиданно к вам зашли.

— Ах тех, так что про них говорить, — заюлил Авдеев. Но Петруничев попридержал крепким коленом кресло, и как ни старался Авдеев раскрутить его обратно и снова оказаться лицом к лицу с молодым, и потому, как казалось Авдееву, неопытным Деркачем, ничего у него не вышло.

— Чего про них говорить — то? — вяло сопротивлялся он.

— Вспомни все подробности, Авдеев. Это очень важно. В том числе и для тебя. Ты понял? Для тебя важно…

— Ну, все я не помню, — казалось, сдался Авдеев, прикинув, что неизвестная опасность где — то там далеко, а вот "крутой опер" Петруничев рядышком и от него так просто не выскользнешь. — Значит, открыл я банку, собрался «Довганевку» по стаканам разбить. А тут, — вот чисто конкретно, как вспышка, момент помню: вроде как три бабы заходят.

— Без стука?

— А чего стучать? Двери у меня завсегда открыты для хороших людей. Которые с выпивкой идут в гости.

— А те три девушки были хорошие?

— А то.

— А как выглядели? Во что были одеты?

— Это помню смутно…

— Давай, что помнишь. И не тяни кота за хвост. Я этого не люблю. Быстро и точно отвечай, что помнишь. Пусть — вспышками. Но не дай тебе Бог врать мне! Ты понял? — придвинул свое лицо к роже Авдеева майор.

— Понял — понял — понял. Вроде, как зашли, — это помню. На стол сразу пузырь коньяка. "Выпить, — говорят, — охота. И негде и не с кем. Можно ли с вами?". "А чего, отвечаю, нельзя? Можно". На халяву, извиняюсь, гражданин начальник, всяк горазд, и Вы бы не отказались. Виноват, виноват. Вы бы отказались. А другие менты, может и нет. Я не отказался. Я, значит «Довганевку» — в сторону, она никуда не уйдет, потому как стеклянная. Куда ей без ног — то, ха — ха. Виноват, виноват, я сейчас, вспоминаю, да не давите Вы так на меня, гражданин начальник, в смысле товарищ майор, я и так молниеносно все вспоминаю. Значит, — коньячишко дармовой по стаканам… По глоточку, — на шестерых. А они — не углядел, сами пили, али нет, но в тот момент — враз — на стол вторую бутыль коньячишку…

— В Вашей комнате бутылок от коньяка мы не нашли, — задумчиво заметил Деркач.

— Не могу знать, дорогие товарищи начальники, — продолжал путаться в обращениях к офицерам Авдеев, — Может, плохо искали… Виноват, виноват… А может, знаете ли, те бабенки с собой унесли. У нас на углу из под пива, темные бутылки, завсегда берут, а из под коньяка — если подход имеешь. Те бабенки, видно подход имели.