Заяц лыжню перебежал, и как его вынесло перед ним прямо, — не рассчитал, видно, косой, увидел лыжника, уши к спине прижал, глазами зыркнул, и, перемахнув через лыжню в прыжке, рванул по глубокому снегу в глубину леса.

Он дошел по накатанной лыжне до РЛС, принял смену у другого дембеля Сержанта Свердлова, а молодые салабоны и сами уже службу знают. Можно старому дембельному сержанту чайку попить, о неверной невесте горько поразмышлять.

Чай, почти чифирь, приятно ожег горло. Лепота…

Телефон заверещал, как обрезанный: переполох на станции.

Да не телефон это, будильник.

Мама спит в соседней, маленькой комнатке. Ну и пусть спит, он с детства, когда родители на работе пропадали целыми сутками, привык сам себе завтрак готовить. Встал, сделал на спине растяжечку — лежа на ковре упражнения для позвоночника. Тихонечко, чтоб мама не проснулась.

Душ принял контрастный, растерся.

А тем временем чайник согрелся, — залил две чашки «геркулеса» кипятком. На конфорке подержал, помешивая, пяток минут, вот и каша готова.

Пока пил свежезаваренный зеленый чай, все думал. Пытался читать вчерашнюю газету, а сквозь строчки рожа Авдеева все время проглядывала.

Что делать?

Нечто реальное в его фантастических показаниях про трех бабенок просвечивало.

Гидра трехголовая черная, про которую говорил во время гипнотического сеанса начальник службы секьюрити завода "Кристалл", — тоже об этом. Три черные женские головы… Почему черные? Потому что в черных платках. Кто в черном ходит? Монахини, обычно. При чем тут монахини: Не придет же в голову, что все три убийства, да еще с изнасилованием, совершены тремя беглыми монашенками из соседнего монастыря. Это вам не беглые солдаты. Совсем другая мотивация и линия поведения.

Тупиковая ситуация складывалась в ходе оперативно — розыскных мероприятий по делу об убийстве гражданок Багучевой и Дормидонтовой, в силу ряда схожих обстоятельств объединенных в одно производство.

Итак, есть два убитых тела в Рудном и, не будем пока сбрасывать со счета — тело убитого директора музея в Смоленске. И есть живое тело предполагаемого убийцы. Алиби у него нет, и теоретически он мог смотаться в Смоленск, хитроумно убить старика — директора, ветерана алзмазо гранильного производства, хитроумно похитить два крупных камня, вернуться в родной город, нажраться в компании водки, пойти на про гудку, изнасиловать и убить — Багучеву, снять с ее руки два перстня/или один, после чего пойти к ней домой и достать в тайнике второй перстень/, затем наведаться к Дормидонтовой, изнасиловать ее, убить, а тело отнести на стройку, завернуть в рулон толя, где спали две поблядушки и залечь рядом с ними отсыпаться.

Хороший сценарий для фильма ужасов. Но достаточно посмотреть на рожу этого Авдеева, и станет ясно, что из всего перечисленного он сумел бы с трудом выполнить лишь последнее действие.

Начнем сначала. Есть в городе два тела убитых женщин. Убитые уже ничего нам рассказать не могут. Авдеев может. Порой даже охотно дает показания. Но говорит не то, что нужно следствию. А что нужно уголовному розыску, чтоб найти новых подозреваемых, а следствию, — чтобы выяснить степень их вины?

В показаниях Авдеева, противоречивых, неуверенных, про неких черных таинственных бабенок, есть какое — то рациональное зерно. Есть какие — то детали, которые он не мог бы выдумать. В некоей ирреальности есть реальность. Но какая? Может, он чего — то не договаривает? Почему? Потому, что эти недоговоренности могут бросить тень на него как на подозреваемого в изнасиловании или убийстве? Или потому, что боится? Но кого? Может, попробовать гипноз, как с начальником секьюрити завода «Кристалл»? Тот мужик крутой, ничего не боялся. Но оказалось знал то, что не должен был сказать следствию и что в его мозгу было надежно заблокировано.