– Господи! – вздохнул он, подумав, что некоторые из красавиц стали за это время бабушками, возможно, уже социальное пособие получают.

Джеффри поправил матрас, стараясь не столкнуть при этом журналы, лежавшие с другой стороны. Интересно, видела ли мать, что он тут насобирал? А если видела, то о чем подумала? Зная характер Мэй Толливер, Джефф решил, что она либо все это проигнорировала, либо нашла предлог забыть о своем открытии. Зачем думать о том, что сын может оклеить порнографическими снимками стены всего дома? Мать умела не замечать вещей, которые ей не хотелось видеть. Впрочем, почти все матери такие.

Джеффри вспомнил о Дотти Уивер – вот и она не заметила того, что сделала с собой ее дочь. Ему представилась Дженни Уивер на стоянке у катка. Изображение было четким, словно снимок поляроида: он видел девочку, пистолет, нацеленный на Марка Паттерсона. Марка он различал сейчас во всех подробностях: тот стоял, опустив руки, слегка согнув колени. Смотрел на Дженни. Все это время Марк ни разу не взглянул в его сторону. Даже когда Джеффри застрелил ее, Марк стоял, глядя на землю, где лежало тело.

Джеффри потер глаза, убирая воспоминание. Перевел взгляд на снимок с «мустангом». Подростком он смотрел на него каждое утро. Автомобиль так много для него значил – он был дорогой к свободе. Джефф часто сидел в кровати с закрытыми глазами, представляя, как садится в машину и едет по стране. Он мечтал уехать, вырваться из Силакауги, из материнского дома, стать кем-то другим, не быть сыном своего отца.

Джимми Толливер был мелким воришкой в полном значении этого слова. Он никогда не крал по-крупному и всегда попадался. Он выглядел виноватым и любил поговорить. Язык был его враг: отец не мог утерпеть, чтобы не похвастаться тем, что сотворил. Он удивился больше всех, узнав, что умрет в тюрьме, приговоренным пожизненно за вооруженное ограбление.

К десяти годам Джеффри знал по имени почти всех полицейских Силакауги, потому что они являлись к ним в дом либо по одному, либо сразу все в поисках Джимми. Копы знали Джеффри и всегда старались держать его подальше от своих разборок с его отцом. Тогда это его раздражало. Теперь, сам став полицейским, Джеффри понимал, что копы его берегли. Они не хотели в будущем тратить время на охоту еще за одним Толливером, крадущим газонокосилки из соседних дворов.

Джеффри был в долгу перед этими полицейскими. Не в малой степени был обязан им и своей карьерой. Когда в последний раз они явились к ним в дом, он увидел страх в глазах отца, услышал, как щелкнули наручники, и почувствовал, что хочет стать копом. Город смотрел на Джимми Толливера как на пьянчугу и мелкого воришку, а для них с матерью он был исчадием ада, человеком, терроризировавшим семью.

Джеффри вытянул руки к потолку, прижал ладони к теплому дереву. Прошел к ванной и заметил, что даже носки у него перекрутились и сморщились. Пятка за ночь перевернулась. Балансируя на одной ноге, Джеффри попытался поправить дело, но в этот момент в другой комнате зазвенел его сотовый телефон.

– Черт!

Развернувшись, он стукнулся плечом об стену. Дом казался ему меньше, чем в детстве.

Взял трубку после четвертого звонка, едва успев до включения автоответчика.

– Алло?

– Джефф? – услышал он взволнованный голос Сары.

– Привет, беби.

Она рассмеялась.

– На тебя так подействовала Алабама? И десяти часов не прошло, а я уже стала «беби».

После паузы спросила:

– Ты один?

Он почувствовал раздражение, потому что понимал, что она не шутит.

– Конечно один, – огрызнулся он.