Изменить размер шрифта - +
Нажми кнопку - само польется. Когда-то в колонии мы чемпионат устроили - по матоборью.

    Кто кого дольше; до первого повтора. Моя респондентша и на третий разряд не потянула бы.

    Слушала она долго, минуты две, и лишь после повесила трубку. Можно было идти под одеяло - досыпать. Досыпать и потом, за кофе, делать два простеньких вывода.

    Во-первых, мы с дуб-дубычем на верном пути. А во-вторых, никакая «братва» ничего мне не передавала, и я зря распиналась перед этой стервой. «Братва», а тем паче «железнодорожники», предупреждают иначе. Значит, либо перепуганная дилетантка - либо что-то совсем другое, о чем и думать не хотелось.

    Уходя из дома, я машинально заглянула в почтовый ящик. Вкупе с местной газетой «Время» и листком рекламы моющих средств там обнаружилась странная бумаженция.

    Я пригляделась.

    «На море-окияне, на острове Буяне, стоит стол, Божий престол, на столе лежит тело белое, закаменелое, за столом сидят судья и прокурор. Господи, Мать Пресвятая Богородица, окамени им губы, и зубы, и язык - как мертвый лежит, не говорит, так и они б не приписывали, не придирались, не взъедались! Как лист опадает, так бы ихние дела от меня отпадали. Аминь. Аминь. Аминь».

    Край листа был явно смазан клеем и засыпан поверх серым маком.

    Словно бублик.

    Я неслышно выругалась, в клочья разорвала подосланный наговор и, выйдя на улицу, пустила обрывки по ветру на все четыре стороны.

    ***

    Обложат поутру - будут обкладывать весь день. Почти примета. Причем из тех, что сбываются. Так и вышло.

    Не успела я освоиться за своим рабочим столом и прикинуть: сразу к дубу идти или Петрова-буяна обождать? - как дверь с жалобным треском (видать, ногой поддали!) отворилась.

    -  Твою дивизию, Гизело! Хрена ты себе позволяешь? Думаешь, незаменимая, да? Так мы таких незаменимых на четыре кости…

    -  Добрый день, господин Ревенко. Вы правы, погодка сегодня - хоть куда! Солнышко…

    Погода и впрямь неплоха - впервые за целую неделю. Мороз и солнце, день чудесный… Жаль, не начальнику следственного сие оценить!

    -  Мы, Гизело, с тобой долго панькались! А теперь все - баста! Саботажа терпеть не будем!

    Непохмелен. Небрит. Невежлив. Невоспитан. Не в себе. Не…

    На мой стол мягко планирует толстый шуршащий журнал на ненашем языке. Большой красный кулак припечатывает его прямо к серому сукну.

    -  Допрыгалась?

    Рявкнуть? Раз рявкну, два гавкну, этак совсем в собаку превращусь.

    -  Виктор Викторович, а можно еще раз? Или переводчика позовем?

    Багровая физиономия застывает в немом удивлении. Наконец сообразив, кто таков загадочный Виктор Викторович (наверное, в жизни его по имени-отчеству не называли!), Ревенко бухается на стул, машет широкой ладонью.

    -  Переводчика тебе? Шуточки-бауточки? Да шефа чуть кондратий не хватил! Журналюги, мать их, с утра мэрию осаждают…

    Толстый палец тычет в журнал. Ладно! Беру, читаю. С трудом читаю - по-немецки все-таки. Впрочем, фотографию отца Александра узнаю сразу. Так-так, «Шпигель», свеженький. Когда доставить успели? А вот и заголовок. Второе слово - «Gewissen» - «совесть», первое - «Gefangene» - «пленник», нет, скорее «узник». Между ними «der»… Стало быть, «Узник совести». Что и следовало ожидать.

Быстрый переход