Что будет тогда, Никанор Семенович не стал уточнять. Хватило и того, что пухлые щечки сменили цвет, превратившись из розовых в салатные.

    Стало ясно - будет лажа. Этого городу не простят. Даже если компьютер «хакнули» не «железнодорожники», а какие-то другие умельцы. Слишком велика наша слава. Велика - и вполне однозначна.

    В кабинет я вернулась злая, мечтая лишь об одном - убежать, да побыстрее. Но не тут-то было. Прямо в моем кресле обнаружился некий чернявый субъект в куцей курточке и совершенно наглого вида. Мерзкий такой субъект. Стрикулист.

    -  Эра Игнатьевна? - на прыщавом лице блуждала улыбочка, левый глаз странно дергался - словно вот-вот собирался подмигнуть. - Заждался я вас, заждался…

    Первая мысль, вслух не высказанная, была проста: «Пшел вон!» Вторая, тоже про себя: в мой кабинет просто так не пускают. Значит?

    -  Удостоверение предъявите! - как можно спокойнее предложила я, уже догадываясь, что увижу.

    Этого делать стрикулисту явно не хотелось. Он помялся, подвигал ножкой:

    -  Ну зачем так сразу - удостоверение! Я же, можно сказать, неофициально. Просто так зашел.

    Я ждала - молча, не говоря ни слова. Стрикулист вздохнул, полез куда-то во внутренний карман.

    Бордовая книжечка, щит с перуном. Так и знала! Фамилию прочитать не дали - развернули только на миг.

    -  Я, знаете, на минутку. Сказать. Точнее, посоветовать. Закрывайте вы это дело, Эра Игнатьевна! И убийца у вас есть, и оружие. Чего еще вам нужно?

    «Это дело». Даже переспрашивать не надо - и так ясно.

    -  А мы вас не забудем! Организация у нас уважаемая, солидная, наша помощь всегда пригодится.

    Если б не его наглая улыбочка, я скорее всего вступила бы в переговоры. Всегда полезно узнать что-то новое. Но уж больно нагл, стрикулист! Привык «корочками» козырять, сволочь! Как их Саша ненавидел!

    -  Закрывать дело не считаю возможным. Все?

    Усмешка стала шире, желтые зубы - клыки! - оскалились.

    -  Не считаете, значит?

    Отвечать я не стала. Уверена, со слухом у него все в порядке.

    -  Видите ли, Эра Игнатьевна, я привык добиваться своего. А методы бывают различные!

    Улыбка растянулась до ушей, затем исчезла:

    -  Мы ведь о вас все знаем! Бытовое пьянство, сувенирчики от подследственных… Я ведь вас, Эра Игнатьевна, можно сказать, пожалел. Сунул бы сейчас вам в стол конверт с долларами - и все. Времена нынче сложные, сами знаете. В колониях таких, как вы, не любят! Хорошо, если одних вертухаев обслуживать придется!..

    Говорят, самый страшный гнев - гнев бессилия. Саша, когда говорил о таких, бледнел, терял голос…

    -  Убирайтесь!

    Прыщавая рожа скривилась. Стрикулист вздохнул:

    -  Скоро сами все поймете, Эра Игнатьевна, да только поздно будет. Я ведь с вами неофициально, по душам, так сказать…

    -  Неофициально? Просто взяли и зашли?

    Мысль мне понравилась. Старший следователь прокуратуры входит в свой кабинет и обнаруживает…

    От первого удара он присел. Второй бросил его на пол.

    -  Сука! Пожалеешь!

    Я достала из его кармана удостоверение со щитом и перуном, открыла форточку - и бордовые «корочки» сизым голубем упорхнули прямиком с четвертого этажа.