Я пододвинула к себе магнитофон, но дуб покачал головой:

    -  Говорю ведь, нет там больше ни… ничего! Там дальше про собак каких-то. Не Святого Георгия, обычных…

    Собак! «Кровь, говорят, нужна. Кровью этой их бог Первач-псам глаза вроде как замазывает… И чья кровь, не знаю!»

    Не знает?!

    «…Ну, подтверждаю. Так точно, двенадцать собак. И двор мой, и клетки мои, и собаки. Да только вы мне, гражданин начальник, ничего не пришьете! Собаки бродячие, так что отловил я их даже с пользой. А то бегают, народ зазря кусают! А на кой они мне, это, извините, мой личный интерес! Одну продам, другую подарю…»

    То-то в городе собаку не встретишь! Один дюжину поймал, другой - две. Собаки… А люди? Бомжи с вокзала?

    -  Володя, где сейчас этот тип?

    -  Этот? - Дуб потер ухо, обиженно вздохнул. - Как по делу, так сразу «Володя»! Помер он. В камере на помочах повесился. Я так, Эра Игнатьевна, смекаю: ребята из угро его прижали, вот он и решил на Капустняка свалить. Капустняка ведь мертвым считали! А не вышло!

    Не вышло. Услышали - и помогли приспособить помочи. То ли сам Панченко, то ли кто-то из его «ганфайтеров».

    -  Я, Эра Игнатьевна, эту, ну, версию придумал.

    Я чуть было не переспросила по поводу глагола, но сдержалась. А вдруг и вправду придумал? Великое чудо Маниту - мыслящее древо. Quercus sapiens.

    -  Панченко, который Капустняк, он все эти годы не светился особо. Мы-то знали, но доказать ни черта не могли. А месяцев восемь назад… вот…

    Дуб порылся в папке и вынул ксерокопию статьи. Бог мой, на английском!

    -  Его это… ФБР засекло. Один пи… то есть тип согласился дать показания. Короче, в Штаты ему путь заказали, и в Израиль тоже, и во Францию. А потом и у нас на него материал появился. Говорят, «Тамбовцы» подкинули.

    -  …И Панченко решил инсценировать собственную гибель, - кивнула я. - Логично, если бы не два «но». Его смерть подтвердил Интерпол, ас этой конторой даже «железнодорожникам» не сладить. И второе: почему он здесь, а не где-нибудь в Белизе?

    Дуб задумался - крепко, до скрипа извилины.

    -  А дела у него тут! Деньги, гад, припрятал или чего еще. А Трищенко, бармен который, болтать стал или пуганулся, к нам решил прийти. Вот Капустняк Очковую и натравил!

    Версия вполне годилась. В нее вписывались даже сгинувшие собаки и таинственный «боженька». Кто знает, чего могли эти штукари выдумать?

    -  Гражданин Крайцман - биохимик, - проговорила я вслух. - Биохимик, собачки, кровь, новая работа…

    Дуб удивленно моргнул. Пришлось пояснять с самого начала; естественно, без упоминаний остальных участников молитвинской эпопеи. Господин Изюмский долго чесал затылок, затем вновь скрипнул извилиной:

    -  Вот, блин!.. То есть надо же! Крайцман! Так ведь я ейной… в смысле, евойной мамаше зачет сдавал! Она на этой, как его, кафедре! Начальник!

    -  Какой зачет? - поразилась я, почему-то сразу подумав о военной подготовке. «Побатальонно! В колонну по три!.. Противогазы надеть!»

    -  По «скобарю» зачет! - дуб вздохнул. - В академии. Ну, крута! Заочников только что не убивает! С пятого раза сдал, потом две недели хромать пришлось.

    Вспомнился лязгающий, словно танковые гусеницы, голос в телефонной трубке, и я невольно пожалела племянничка.