И они захватили Сару, зная, что я пойду за ними сюда.
Здесь была ловушка.
И здесь Ник Атен, их первородный сын, должен быть принесен в жертву.
- Мама, папа! Вот я! - Голос мой отдался в пещере церкви. Я вглядывался в тени. - Не хотите поздороваться с любящим сыном?
- Ник... Ник!
Я повернулся, палец напрягся на спусковом крючке.
- Ник!
Не этого голоса я ждал.
- Сара! Где ты?
- Прямо перед тобой. Вот эта дверь... Они меня здесь заперли.
В тени я заметил дверь. За стальной решеткой размером с экран телевизора блеснули светлые волосы.
- Сара, ты цела?
- Да. Они использовали меня как приманку, Ник. Это ты им нужен.
- Что ж, их сейчас нет. Тебе ничего не грозит. Я протолкнул руку сквозь решетку, почувствовал, как она за нее схватилась и поцеловала, а потом прижала к лицу. Оно было мокрым от слез.
Так мы стояли минуту, забыв обо всем и только касаясь друг друга. После всех этих месяцев ощущение было такое всепоглощающее, что я не мог говорить.
- Что это был за шум? - шепнула Сара. - Я слышала раскат грома, потом все здание затряслось. Я думала, оно на меня рухнет.
- Не волнуйся. Это был звук, который спас нам всем жизнь.
Она стала рассказывать о мерзостях Курта и о голоде, но я ей сказал, что это тоже уже позади.
- Пошли домой, - сказал я ей. - Есть тут другой выход?
- Нет... это склеп. Тут одни гробы.
- Я найду, чем взломать дверь.
- Не оставляй меня. Ник Атен! Только не сейчас. Не смей.
- Не оставлю. Здесь на стене есть железный крест. Отойди, а я им выломаю дверь.
Наверное, Сара заметила их первой. Я увидел, как неестественно широко раскрылись ее глаза. Потом было чувство холода сзади. И оно стало жгучей болью, когда я вывернулся в сторону и отлетел к стене.
Плечом к плечу стояли там мои родители - дикие, покрытые грязью, с длинными волосами и пылающими глазами. У матери в руке был нож, а руки красны от свежей крови.
Я пошевелил левым плечом, и боль от ножевой раны ударила в спину.
Я, тяжело дыша, поднял пистолет и посмотрел в лицо отца через прицел. И рука задрожала.
Они стояли и глядели на меня, головы их чуть тряслись от напряжения, сводившего все их мышцы.
Я заставил себя не отводить прицел от его лица. Только я больше не видел волосы дикаря и бешеные глаза.
Это было лицо моего отца. Губы его открылись, и я увидел щель между передними зубами.
- Ник! Ник! - Это был голос Сары. Очень, очень далеко. - Стреляй, Ник! Это уже не твои родители! Стреляй!
Я нажал на спуск. Выстрел загрохотал эхом. В десяти футах над головой отца пуля отбила от стены кусок камня.
- Мама! Папа! - Горло горело, когда я вымучивал из него слова. - Если в вас еще осталось что-то, что меня слышит... Слушайте. Я теперь отец. У меня новая семья. И у вас нет права это делать. Вам пора оставить нас в покое. Уйти.
Я снова выстрелил поверх голов. Они даже не вздрогнули.
- Ник! - позвала Сара. - Они тебя морочат! Это не твои родители! Убей их, а то они убьют тебя...
Мать медленно пошла вперед, выставив нож.. Меня так загипнотизировали ее глаза, что я забыл обо всем, пока удар не отбросил меня в сторону.
Отец держал крест, которым я собирался ломать дверь склепа.
И занес его снова.
Я отдернулся, и тяжелое железо ударило в стену.
- Перестань! Папа, не надо! Он шел на меня, я поднял пистолет. Он снова ударил, крест расколол деревянную кафедру. Я свободной рукой стал хватать с кафедры молитвенники и кидать их в отца. Он продолжал идти.
- Папа, не надо! Не надо!
Мне снова было шесть лет. Папа шел меня наказывать, и я ничего не мог сделать... Он бегал быстрее, он был сильнее... И вот он идет меня отлупить и положить, плачущего, в постель.
Удары креста - иногда в стену, иногда в воздух, иногда мне по рукам.
- Папа, не надо! Оставь меня. |