|
– Почему он ее убил, только Квинн сможет объяс-нить. Патси ненавидела Квинна, могу подтвердить. И еще она была очень жестокой женщиной. Она умирала от СПИДа. Ей не много оставалось по смертным меркам. Остальное объяснит он сам. Но Мона была в ужасе. Девственный вампир, готовый лишиться чувств от морального шо-ка. – За все годы нашего знакомства, он ни разу не упоминал Патси и даже не ответил по е-мэйл на единственный вопрос о своей матери. Я снова пожал плечами. – У него есть секреты, как и у тебя. Я знаю имя твоего ребенка. Морриган. А он не знает. Ее передернуло. Этажом ниже голоса спорящих становились все громче. Даже Нэш и Томми, набравшиеся после ужина сил, приняли сторону Жасмин, а Большая Рамона провозгласила Квинна некроман-том. Сынди, медсестра, всхлипывала. – И все же, – сказала Мона. – Убить собственную мать… В один яркий, как кинопленка момент, я подумал о собственной матери, Габриэль, которую я повел по пути Крови. Где она бродит сейчас среди дикой природы, это неторопливое холодное и молчаливое создание, чье уединение для меня непостижимо? Не так и давно я видел ее. А потом видел снова, и еще несколько раз. Нашу встречу не скрасила ни теплота, ни успокоение, ни понимание. Но значит ли это хоть что-нибудь? Квинн постучал в дверь. Я впустил его. Я мог слышать, как заурчал мотор лимузина. Клем все для нас подготовил. Ночь была теплой, поэтому он включил охлаждение. Будет так приятно проехаться в Новый Орлеан… Квинн захлопнул дверь, запер ее на засов и, прислонившись к ней, сделал глубокий вздох. – Легче было бы, – сказал он, – ограбить Английский банк. Он бросил блестящие, на высоких каблуках туфли в руки Моны, с готовностью их пой-мавшей. Она оглядела их. Потом надела на ноги, прибавив в росте дюйма четыре, а ее икры пружинисто напряглись, что было заметно даже через ткань платья и оказалось дьявольски со-блазнительным. Туфли были чуть-чуть маловаты, но вряд ли очень заметно. Ее ступни, обернутые в укра-шенный горным хрусталем верх с сеточкой пряжек, смотрелись изумительно. Вот она затянула вторую застежку так же, как и первую. Затем она взяла из рук Квинна белое длинное неглиже, закуталась в него и рассмеялась, потому что ее защекотали заколыхавшиеся перья. Это было так раскрепощено, восхитительно, празднично. Она бегала по комнате большими и маленькими кругами. То есть вытворяла то, что недоступно парням??? Она прекрасно держала равновесие. Пробуждалась ее сила, а легкомысленное начало, зата-ившееся где-то в глубине ее души, ликовало, заполучив парочку немыслимых пыточных штуко-вин. Несколько кругов в одну сторону, несколько кругов в обратную, и вот она застыла у дальнего окна. – Какого черта ты убил свою мать? – спросила она. Квинн уставился на нее. Он выглядел совершенно потерянным. Подошел к ней шатающейся походкой, обнял, прижал к себе, как делал раньше, но не сказал ни слова. Его сковал ужас. Упоминание о Патси погрузило его в тишину. Или причиной был пышный наряд тетушки Куин? В дверь громко застучали. Послышался голос Жасмин: – Вы откроете дверь, молодой господин! И покажете мне этого ребенка. Или, клянусь Бо-гом, я позову шерифа. Потом донесся голос Сынди, такой рациональный и добрый: – Квинн? Квинн, пожалуйста, дайте мне взглянуть на Мону. – Возьми ее на руки, – сказал я Квинну. – Пронеси через них, мимо них, вниз по лестнице, через парадный выход и в машину. Я следую сразу за вами. Глава 6 Минуты три спустя или меньше, ориентируясь по смертному времени, мы были вне дома и мчались по дороге, чтобы не будоражить больше тех, кто кричал нам вслед возмущенным хором. Моне хватило здравого смысла закрыть лицо украшенным перьями краем халата, так, что-бы ничего не было видно, кроме ее густых рыжих локонов и расслабленно болтающихся ног. |
