|
Мы прорывались вперед, с вежливым хладнокровием игнорируя крики толпившихся на лестнице людей, и обратились на финише только к абсолютно невозмутимому Клему с коротким указанием отправляться в Новый Орлеан "немедленно". Команду отдавал я и не удержался от быстрой улыбки, в ответ на что водитель саркастиче-ски усмехнулся и пожал плечами. Однако гигантский лимузин тут же зашуршал по гравийной аллее, а Мона оказалась между мной и Квинном на заднем сидении, и тогда, только тогда я начал осматривать город в поиске жертв. – Я могу слышать голоса, похожие на назойливый рокот ада, – сказал я. – Становитесь же-стокими, детки. Я ищу законченных подонков. Их можно называть безжалостными бездушными смертными, процветающими на пороке, или самим пороком, произрастающим из себя. Я все ищу, но не могу найти ответа: перестают ли истинные головорезы любоваться синевой вечернего неба или смотреть, как качаются на ветру тяжелые ветви дуба? Наркоторговцы, детоубийцы, малолетки, ставшие гангстерами за каких-нибудь пятнадцать роковых минут. Морг в нашем городе не бывает пуст. Сам же город – котел, бурлящий хорошо отмеренной порцией жестокости, приправленной моральным невежеством. Мона мечтательно смотрела в окна, следя глазами за малейшими изменениями пейзажа. Квинн мог слышать отдаленные голоса, настраивать их для себя. Он был взволнован, пере-полнен любовью к ней, но далеко не счастлив. Машина прибавила скорости, выныривая на хайвэй. Мона ахнула. Она сжала пальцы на моей левой руке. Никогда невозможно предугадать, что выкинет птенец. Это так возбуждающе. – Слушаем, – сказал я. – Квинн и я слушаем. – Я слышу их, – сказала она. – Не могу отличить один голос от другого… не могу. Но по-смотрите на эти деревья. А стекла… Они не затонированы. Мэйфейры всегда тонируют свои лимузины. – Кроме тетушки Куин, – Сказал Квинн, глядя вперед и прислушиваясь. – Ей нравилось, когда стекла прозрачные, так чтобы можно было наблюдать, что происходит снаружи. Ей было все равно видно ли ее саму. – Мне нужно время, чтобы все это улеглось в голове, – прошептала Мона. – Этого никогда не будет, – сказал Квинн. – Просто станет легче и легче. – Тогда верьте в меня, – сказала она ему, ее пальцы сильнее сжали мне руку. – Не бойтесь за меня. У меня есть идеи. – Тогда поделись ими со мной. Итак? – сказал я. – Я хочу проехать мимо своего дома, я имею в виду дом Майфэйров, первый по Честнат. Я была в госпитале два года. Я не могла его видеть. – Нет, – сказал я. – Ровен почувствует тебя. О том, что ты теперь собой представляешь, она знает не больше, чем когда была на ферме Блэквуд. Но она догадается, что ты рядом. Мы не по-едим туда. Для этого еще придет время, но не сейчас. Давай вернемся к жажде. Она кивнула. Она не спорила со мной. Я понял, что она и не пыталась противостоять мне. Но ее мучили тяжелые раздумья. Слишком много, больше, чем обычно цепей связывало ее со смертным прошлым. Нечто крепко держало ее, нечто, что она показала мне в обрывочных вос-поминаниях, когда я совершал над ней Обряд – чудовищные роды, женщину-дитя. Кто было это существо? Я не позволял Квинну выуживать это из моего сознания. Слишком рано для подобных от-кровений. Но он мог увидеть лишние картинки, когда я совершал Обряд. В те моменты я всеце-ло, опасно принадлежал ей. Он мог знать, что мне открылось. И он мог читать ее мысли сейчас, так как она еще не была готова их скрывать. Машина набирала скорость, пересекая озеро. Оно больше напоминало огромную мертвую субстанцию, чем резервуар с настоящей водой. Но облака гордо вздымались к взошедшей луне. Вампиры видят облака иначе. Также можно видеть, когда вершится судьба: тонкие двигающиеся тени скользят перед ликом луны, отчего кажется, что она живая. |
