– Еще бы. Шлепнуть такую картинку на одном плече, на другом разъяренного красного черта на танке, надеть майку на узких бретельках – и полный порядок.
– Серьгу не забудь.
– Точно, висячую, с логотипом «Металлик».
– Ты помешан на тяжелом металле.
Джек вздохнул:
– Украшения, аксессуары... Мне внушали, что настоящий мужчина о моде не думает.
– Мне тоже, – кивнула Джиа. – Впрочем, у меня есть оправдание: я росла в сельской Айове. А ты на северо‑востоке...
– Правда, но взрослые мужчины, которых я знал в детстве, – отец, его знакомые, – одевались очень просто. Почти все воевали в Корее. По случаю принаряжались – на свадьбу, на похороны, – а вообще ходили в удобной одежде. Без всяких прибамбасов. Перед зеркалом надо стоять ровно столько, чтобы причесаться, побриться. Проторчи дольше – станешь павлином.
– Добро пожаловать в Город Павлинов двадцать первого века, – провозгласила Джиа.
Мимо снова проплыл Ник.
– Что он рисует? – полюбопытствовал Джек.
– Он не рисует. Ник – мастер перформанса. Под псевдонимом Гарри Адамский.
– Замечательно. – Джек ненавидел перформанс. – В чем это заключается?
Джиа прикусила верхнюю губу.
– По его выражению, художественное испражнение. Можно сказать, абсолютно интимная форма скульптуры... м‑м‑м... и на этом покончим.
Он уставился на нее. Неужели...
– Ох, черт. В самом деле?
Она кивнула.
– Господи! – не сдержавшись, воскликнул Джек. – Осталось на свете хоть что‑нибудь, не объявленное искусством? Искусство войны, искусство торговли, искусство чистки ботинок, бывший представитель высокого искусства Принц...
– По‑моему, он опять называется Принцем.
– ...искусство ремонта мотоциклов. Мажешь себя шоколадом – искусство, вешаешь унитаз на стенку – искусство...
– Хорошо, успокойся. Я надеялась, вечер в гостях поднимет тебе настроение. Возвращайся к жизни. В последнее время ты только ешь, спишь и смотришь кино. Ничего не делаешь, не работаешь, никому даже не перезваниваешь. Кейт наверняка не хотела бы, чтобы ты до конца дней хандрил.
Он отвел глаза, признавая ее правоту, увидел направлявшуюся в их сторону гибкую тоненькую блондинку лет двадцати пяти, с бокалом для мартини в руках, наполненным красноватой жидкостью, кажется «Космо». Низ короткой, полосатой, как зебра, блузки не доходил до верха облегающей леопардовой мини‑юбки. В пупке между ними поблескивал крупный бриллиант.
– Может, пупок проколоть? – задумался Джек.
– Отлично, только мне на глаза не показывайся, пока живот не побреешь.
– Или в язык колечко продеть?
Джиа на него покосилась со сладострастной улыбкой.
– Вот это уже интересно. – Она подняла глаза на блондинку. – Ох, вот и Джуни Мун, почетная гостья.
– Имя настоящее?
– Не уверена. Но сколько я ее знаю, она так представляется. Пробивалась наряду со всеми, а в прошлом году Натан Лейн купил одну ее абстрактную картину, начал расхваливать. Теперь она жутко модная.
– Сколько стоят оригинальные произведения Джуни Мун?
– От двадцати тысяч и выше.
Джек прищурился:
– Двадцать штук? Хорошая художница?
– Между модной и хорошей большая разница, хотя ее работы мне нравятся. Уникальное сочетание жара и холода. Смесь Де Кунинга с Мондрианом, если можно себе такое представить.
Невозможно, не помня ни одной картины ни того ни другого художника. |