Этот самый Исаак заодно был и хозяином бани.
— Баня? — Истома блаженно потянулся. — Хорошее дело. Давай завтра.
— Договорились, — кивнул приказчик и, попрощавшись, быстро пошел прочь.
— Чего это они там шепчутся? — Один из торговцев посмотрел на укрывшуюся за деревьями парочку.
В ватных штанах и теплых валяных сапогах, закутанный в толстую накидку, торговец не очень-то замерз, хотя и стоял здесь с самого утра, выкупив место у рыночного тудуна. Торговля, впрочем, шла неважно — разложенные прямо на земле выделанные лошадиные шкуры сегодня не находили своих покупателей, что и понятно — товар специфический, и те, кому он надобен, — обувщики, седельщики, кожевенники — привыкли покупать его всегда в определенном месте, а то и заказывать заранее с доставкой на дом, вернее — в мастерскую. Мало-мальски опытный торговец давно бы обо всём догадался, но только не этот. Казалось, его мало интересовала торговля. Но стоял он не просто так: периодически, в обход двух лариссиев-стражников, подходили к нему подозрительные личности в затрапезных халатах, в лисьих шапках, давно проеденных молью. Останавливались, якобы прицениваясь к шкурам, а на самом деле о чем-то шептались, спрашивали, уходили.
— Э, не везет тебе, брат! — сворачивая свой товар — грубые накидки и подседельники, поцокал языком седобородый иссохший старик — сосед по прилавку.
— Ничего! — Обернувшись, незадачливый торговец конскими шкурами растянул губы в улыбке. Глаза его тем не менее не улыбались. Это были холодные и наглые глаза хищника.
Старик испуганно отвернулся и поспешно убрался прочь. Торговец шкурами ухмыльнулся и подозвал двух нищих мальчишек, крутящихся неподалеку.
— Ты! — Он ткнул камчой в грудь худющего рыжего пацана с босыми, в цыпках, ногами. — Сложишь шкуры, отнесешь к амбарам. Получишь лепешку. А ты, — торговец взял за плечо второго, который был посильнее и повыше первого, — видишь вон того человека? — Он показал на поспешно уходящего с торга Истому. — Догонишь и скажешь, что с ним хотят поговорить.
— Да, хакан! Слетаю мигом... Только... — Пацан замялся. — Только что мне сказать, если он спросит, кто именно хочет с ним поговорить?
— А ты не глуп, — похвалил торговец. — Если спросит, покажешь на меня — я скоро подъеду.
Мальчишка убежал, а его товарищ, мокрый от пота, уже давно таскал конские шкуры в общественный амбар, место в котором было арендовано у того же рыночного тудуна.
— Кто? Кто меня спрашивает? — вздрогнув, обернулся Истома. Что-то знакомое показалось вдруг ему в облике стремительно приближающегося всадника. Смуглое лицо, жесткое, волевое. Черные, глубоко посаженные глаза, узкие, даже чуть раскосые. Неужели... Да, так и есть...
— Здрав будь, Сармак, — пряча в рукаве кинжал, радостно воскликнул Истома. — Как твое драгоценное здоровье? Толст ли твой нос? Хорошо ли молоко в табунах?
Спешившись, Сармак поклонился, в свою очередь справился о здоровье. Зыркнул глазами в сторону лариссиев, спросил злым шепотком, не знает ли случайно Истома, почему не удался так тщательно спланированный набег там, на реке? Почему погибло столько лучших воинов, а в результате — ничего? И откуда охрана купца узнала про готовящееся нападение?
— Может, ты и их тоже предупредил, а, Истома-хакан? — Сармак зло прищурил свои и без того узкие волчьи глаза.
— Это случай, Сармак. — Истома пожал плечами. |