Если бы она хоть не прикасалась к нему, он смог бы усмирить свое тело, хотя это было бы не так и просто. «Она ведь не деревенская девка, – внушал он себе. – Я овладею Леа, но сделаю это так, чтобы не обидеть ее, с уважением. С уважением», – повторил он про себя, когда девушка вновь приблизилась к нему.

От ее прикосновения Реднор вздрогнул, и Леа, чтобы успокоить его, приложила прохладную ладошку к его шее. К сожалению, это не принесло ему облегчения: Кейн чувствовал, что тело его содрогается словно в лихорадке, а кровь гулко пульсирует, отдаваясь дробными ударами в висках.

– Милорд, сейчас немножко пощиплет. – Леа положила на рану мазь. Кейн тяжело вздохнул, но девушка истолковала этот вздох по своему. – Простите меня, – пробормотала она, – уже почти все. Осталось намазать еще одну ссадину, и я оставлю вас в покое.

Реднор понял, что терпение его на исходе.

– Дай ка, мазь сюда! Остальное, я сделаю сам! – резко одернул он Леа.

Леа послушно протянула ему склянку с лекарством. Он заметил, как дрожат ее губы.

– Глупышка, это вовсе не из за того, что ты делаешь мне больно или я не доверяю твоему умению. Просто… – Ну что он мог сказать?! Кейн рассмеялся. – О Господи, я не могу тебе ничего объяснить, дитя мое!

– Да вас всего трясет, вы замерзли! Вот ваша рубашка, милорд! – Леа лихорадочно бросилась к лавке, на которой лежала одежда Кейна.

Он расхохотался.

– О, нет! Чего, чего, а вот от холода я не страдаю, это точно! Видит Бог, мне скорее жарко, и даже слишком! Хотя, возможно, ты права, и от рубашки мне станет прохладней.

Он натянул через голову рубашку и тут же прибавил к ней верхнее платье, понимая: чем больше на нем одежды, тем безопаснее для них обоих. Леа вновь приблизилась к нему, чтобы помочь разобраться с застежками камзола. Он почувствовал, что больше не может противиться своему желанию. Вряд ли будет большим грехом, если он поцелует ее… Реднор притянул девушку к себе. Леа не выказала ни малейшей попытки к сопротивлению. Медленно, высматривая на ее лице малейшие признаки отвращения, Реднор приблизился губами к ее нежному рту и заставил языком его открыться. Леа, к его удивлению, не проронила ни звука. Мгновение ее рука блуждала бесцельно в воздухе, но стоило Реднору чуть отстраниться, как она обвилась у него вокруг шеи, недвусмысленно удерживая на месте.

– Я болел оспой! – закричал он и грубо оттолкнул девушку. – Это могло плохо кончиться для нас, миледи. Еще чуть чуть, и ты лишилась бы девственности. Ты что думаешь, я железный?!

Леа не могла вымолвить ни слова. Покраснев до корней волос, она стояла перед ним, смиренно опустив голову. Грех вожделения, как же быстро он охватил ее! Она не только не могла противиться; более того, ей не хотелось отрываться от его шершавых обветренных губ…

– Не… не думайте обо мне дурно, милорд, я ничего не могла с собой поделать, – боясь поднять глаза, прошептала она, заикаясь, и еще больше смущаясь.

– Это моя вина. Прости меня. До сегодняшнего дня мне совершенно не хотелось жениться, хотя наши отцы только и твердили об этом. Мне казалось, что тебе нужно повзрослеть и подготовиться к супружеской жизни. Однако теперь я вижу, в этом нет никакой нужды, ты получила отличное воспитание. Леди Леа, а вы и вправду так мало знаете о поцелуях?

Слезы ручьем полились по щекам девушки. Как же быстро возмездие настигает злодеев! От стыда за свое непристойное поведение она готова была провалиться сквозь земля.

– Конечно! – в отчаянии закричала Леа. – Спросите маму – никто, кроме нее, никогда не целовал меня! Да и она это делала так редко! Милорд, если я и совершила что либо дурное, то только слушая разговоры прислуги и пение бродячих артистов… – Она разрыдалась, по детски размазывая слезы по щекам.