– Даже если ты так скажешь, – холодно обронил Кейн, – то почему ты решила, что она или кто то другой поверит тебе?

– Милорд, а я не говорила, что она обязательно поверит мне. Но вдруг? В любом случае, она будет еще говорить со мной, а по ее вранью тоже можно будет догадаться о многом, – улыбнулась Леа. – Если я буду знать, что говорить, да еще изображу застенчивую дурочку… Что вы думаете об этом, милорд?

– Да я никогда в жизни не поверил бы тому, что ты тут наговорила! Я читал об этом, но…

– Я в чем то не права? – спросила Леа, хотя не сомневалась в своей правоте.

Кейн горько рассмеялся.

– Вижу я, тебя учил не только Пемброк. Ты говорила от чистого сердца, если сердце женщины вообще может быть чистым. Тебе всего лишь пятнадцать, а ты мудра как змея и такая же злая.

– Злая? – Она ожидала любого упрека, но только не этого.

– Говорят, женщины рождаются, неся зло в себе. Они учат злу дочерей, и те используют его как оружие против мужчин. Мальчики рождаются на свет сильными, но не знающими ровным счетом ничего. Человек познает зло через женщин, но бывает, правда, очень редко, и через мужчин. Кто тебя научил всему этому? Отец? Чтобы использовать простив меня?

– Нет! – закричала Леа. – Это неправда! Все, что я делаю, это только ради вас, милорд! Мне самой нет никакого дела до всего этого! Вы сами перед отъездом велели мне слушать, что говорят между собой женщины, и я запомнила ваши слова, – огорченная таким чудовищным недоверием, она тихонько шмыгнула носом.

– Ева говорила Адаму то же самое, уговаривая съесть яблоко. «Это тебе, милый, тебе…» Леа, хватит реветь. Ты такая, какая есть, и не твоя в том вина.

Он ласково обнял и прижал к себе девушку. Надо ей как то объяснить, что ее отец, увы, не лучший образец для подражания, а еще – что утром он уезжает в Уэльс гасить мятеж, раздутый ее собственным папочкой. Реднор все еще лелеял надежду, что жена в стороне от замыслов Пемброка. Однако если она задумала пойти против него, Кейна, то ничем себя не выдает. Они все сделают так, что он даже не заметит.

Пока Реднор думал обо всем этом, хрупкое тело, лежащее рядом, разогрело его воображение и заставило сердце чаще забиться. Он склонился над женой и нежно поцеловал ее в грудь. Такой знакомый запах лаванды напомнил ему о прошлой ночи. Он принялся нетерпеливо развязывать шелковую ленту ее ночной рубашки.

Леа подумала, что в этот раз все должно быть не так больно. Она вдруг почувствовала, как тело ее обдало жаром. Однако все произошло очень быстро», а затем удовлетворенный Кейн повернулся к ней спиной. Леа ждала большего. Она осторожно дотронулась до его плеча. Реднор вздрогнул.

– Кейн, ты спишь? – нерешительно прошептала она.

– Как человек может уснуть, если ему говорят что то прямо в ухо? Оставь меня в покое, пожалуйста.

Леа отодвинулась и тихо заплакала.

– Проклятие! Ну, чего ты рыдаешь?

Леа уткнулась в подушку, чтобы не так слышны были ее рыдания. Однако скоро она успокоилась и прислушалась к редкому дыханию Реднора. – Леа, – сказал он так тихо, что если бы она спала, то ни за что бы не услышала.

– Да, милорд, – с готовностью отозвалась она; Кейн уселся в постели.

– Что случилось? – испуганно спросила она.

– Да ничего не случилось, – ответил он, откинувшись на подушки. – Просто я проголодался.

Леа села и поискала в темноте одежду.

–Я сейчас что нибудь принесу. Только вы не нервничайте – вряд ли я смогу в темноте что то быстро найти. Все давно спят.

К ее возвращению Кейн отыскал кремень, огниво и зажег свечи.