Тот вскрикнул и упал. Меропа по-собачьи наклонила голову, облизнулась и рассекла грудную клетку другого.
Тот с изумлением посмотрел на свою грудь и вдруг резким движением извлек собственное пульсирующее сердце.
Меропа захохотала.
— Оно тебе уже ни к чему! — и вырвав сердце из его слабеющих рук, жадно впилась в него зубами.
Толпа бросилась к Меропе, размахивая ножами и дубинами.
— Ну идите все к мамочке! Мамочка вас приласкает! — орала Меропа, орудуя мечом с поразительной ловкостью. Она успела умертвить пятерых, прежде чем людская волна отхлынула назад.
Горожане пустились в бегство. Обезумев от ужаса, они вопя и толкаясь бросились в сторону киммерийца. Вдруг одна из женщин с красными белками глаз и в лохмотьях, когда-то вполне приличного платья, заметила Конана.
Она остановилась и завизжала.
— Чужеземец! Это он виноват во всем!
Толпа угрожающе заворчала. Появился некто на кого можно было свалить вину за все те ужасы, которые отныне их окружали.
Конан встал в боевую стойку и взял меч обеими руками.
— Идите сюда, дети Нергала, — прорычал он. — Идите сюда и вы увидите, как сражаются настоящие воины!
Поток обезумевших горожан захлестнул огромную фигуру варвара. Тому ничего не оставалось делать, как орудовать мечом направо и налево. Митра Солнцеликий, ему было совсем не по душе сражаться с безоружными, но выбирать не приходилось. Меч — неплохой аргумент в споре с разъяренной людской массой. Пусть он не может вразумить, но зато может остановить.
Через пару терций вокруг варвара валялись искромсанные тела безумцев. Сам северянин отделался несколькими ссадинами и ушибами. Да и что могли сделать изнеженные горожане, привыкшие коротать одинаковые дни за вином и игрой в кости с воином, чей жизненный путь был устлан телами демонов и чудовищ.
Неподалеку от него на эшафоте, умирающий палач разбитыми губами звал свою дочь.
— Меропа!
Вся покрытая своей и чужой кровью, словно богиня мщения, бывшая торговка мясом брезгливо перешагнула через труп и двинулась к отцу.
Он силился встать, опираясь на меч, но у него ничего не получалось. Переломанные ноги отказывались повиноваться.
— Отец! — вскрикнула Меропа, взобравшись на эшафот.
— Казни меня, дочка! Бремя пришло! Серые Равнины зовут меня! — прохрипел старик, захлебываясь кровью.
Меропа зарыдала и что есть мочи рубанула отиа по шее, исполняя его последнюю волю. Сталь пронзила дряхлую плоть и голова старого палача покатилась по эшафоту.
Меропа пнула мертвое тело.
— Безголовый старикашка! Я говорила тебе, не лезь не в свое дело! Ты слишком стар для него! Ты не послушал собственную дочь и вот чем все закончилось! Теперь твоя душа отправится в огненные подземелья Зандры! Чей Рдяный Серп будет кромсать твой дух до тех пор, пока мир не канет в пучину Хаоса!
Услышав крики, лязг стали и гул за своей спиной, она медленно повернулась.
Киммериец уже был внизу. На лестнице валялось много искромсанных тел. Конан шел сквозь толпу, прорубая путь мечом, словно через мангровые заросли. Он двигался легко, не задерживаясь, как будто люди были не из плоти и крови, а из сухой соломы, как чучела на крестьянских полях.
Меропа сжала в руках меч.
— Вот кто истинная причина бедствий! — сказала она тихо и страшно.
Конан не услышал ее слов, а если бы и услышал, то что бы он мог возразить? Он действительно виноват. Виноват в том, что поддался на уговоры безумного царя, который решил разомкнуть Круг Времен, установленный небожителями. И вот — Круг разомкнут, но цена этого: город, в руинах, жители истребляющие друг друга, и вместо сытого счастья и всеобщей благодати — кровь и пепелище. |