|
Для Флэндри время изгнания не было полной изоляцией от окружающего мира. Перед тем, как утопить аэробус в море, чтобы враги не получили ключ к его местонахождению, Флэндри возился с оборудованием для показа кинофильмов. Рассматривал все, что было записано на микроносители. Среди прочих вещей он нашел немало книг и журналов. «Книга Профессиональной Мудрости» и «Журнал пилота» осточертели ему еще прежде, зато поэзия Дэйра Айнвора и томик с описанием Тэлвина и методов выживания на нем доставили удовольствие.
Кроме того, он обнаружил рукописные материалы и сделанный совершенно в человеческом стиле ящик с картотекой. Флэндри не осмеливался отходить далеко от своего укрытия; штормы налетали слишком часто и яростно. Он уже потратил большую часть запасов терпения, когда был привязан Дианой к койке на «Джейке», — хватит! Флэндри по своей природе был активным и общительным, обладал чертами, присущими юности. Сначала он решил, что чтение дополнительного параграфа в день вовсе не повредит хрусталику его глаза, напротив, сделает его более выпуклым. Он решил даже начать рисовать, но вскоре обнаружил, что его достижения в этой области весьма далеки от творений Микеланджело… Много времени он проводил за сочинением непристойных шуточно-бессмысленных стихотворений, посвященных в основном знакомым мерсеянам и старшим офицерам из Империи. «Некоторым „шедеврам“ предстоит стать межзвездной классикой, — подшучивал он над собой без притворной застенчивости. — Если ему удастся вырваться на свободу, чтобы довести их до человечества!..» Это означало, что у него был сильный положительный мотив для выживания… Он задумал также разработать новые виды пасьянсов и проводил долгие часы за раскладыванием карт. Принципиальным преимуществом его ссылки была возможность строить планы. Мысленно он предусматривал все возможные случайности, находил выходы из трудных положений. В результате этих умственных тренировок он пришел к заключению, что все проекты должны быть максимально приближены к реальности, — иначе, слишком размечтавшись, можно потерять быструю реакцию.
— Все, о чем я думал, — сказал Флэндри Рринну, — вселило в меня существенные надежды. — И для нас тоже? — Рринн вопросительно смотрел на человека. — Небесный пловец, не говорил ли ты нам, что мы должны положиться на тебя в твоих намерениях сделать нам добро? — Мое появление здесь доказывает, что мерсеяне не обо всем вас информируют. Они никогда не упоминали о расах, которые им знакомы, не так ли? — Да, это так. Когда Айдвайр и другие его спутники объявили, что мир вращается вокруг солнца, и звезды тоже являются солнцами, со своими мирами, похожими, может быть, на наш… то потребовались годы для того, чтобы осознать это. И я спросил однажды, были ли еще жители в тех мирах, которые они встречали, кроме них самих, и он ответил, что мерсеяне дружественны со многими. Но больше он никогда не возвращался к этому вопросу. — Ты понял? — спросил Флэндри, внутренне ликуя. (Точнее, он спросил: «Ты ухватил?» Он постарался облечь идиоматическое выражение руадратов в понятную форму на ирайо. Человек или мерсеянин скорее сформулировали бы свой вопрос так: «Ты видишь?» или «Тебе ясно?».) — С-с-с-с… Но есть ведь дары, которые они нам преподносили, и то добро, которое они нам делали. «А почему бы им не дарить подарки и не делать добро? — внутренне усмехнулся Флэндри. — Ученые не собираются враждовать с объектами своих исследований, а военно-космическим силам просто нет надобности это делать. Причина того, что мерсеяне ведут себя иногда по-детски наивно в вопросах межзвездной политики довольно прозрачна. |
