Помм заснула в тот вечер крепким сном, унесшим ее далеко-далеко, в самую глубину ночи. И снилось ей, будто плывет она под водой, точно утопленница. Быть может, это немного походило на смерть, но смерть очень тихую, какой она могла бы лишь желать, ибо в смерти достигла бы совершенства: тесные рамки жизни уже не сковывали бы тогда подлинную ее красоту. Так проспала она до двадцати пяти минут десятого.

А будущий хранитель музея, наоборот, долго не мог заснуть. Весь во власти видений, он беспокойно ворочался в постели. Думал он, разумеется, о Помм. Вот она скачет на лошади по равнине, бок о бок с ним, в островерхом средневековом уборе. У него на указательном пальце правой руки, затянутой в черную перчатку, сидит сокол, левая же рука покоится на рукоятке кинжала; однако через несколько мгновений до него дошло, что долго так на лошади не продержишься, и ему пришлось переменить позу. А вот он видит Помм, распростертую на кровати под балдахином. Она лежит обнаженная — тело ее просвечивает сквозь прозрачный полог. И у плотно сдвинутых пяток ее растянулась борзая. Светлые волосы Помм кажутся еще светлее на фоне золотой парчи подушек, где покоится ее хрупкая шейка.

На этом Эмери и заснул, но сон его был тревожен. Одно видение стремительно сменяло другое. Слишком много снов приснилось ему за одну ночь. Проснулся он очень рано, уставший от бешеной смены образов. И тем не менее полный энергии. Только тут он вдруг сообразил, что не назначил Помм свидания. Правда, у него была полная возможность случайно встретить ее — и он обрадовался этой легкой неуверенности, чуть-чуть осложнявшей то, что уже стало их романом.

Отправляться на прогулку в расчете встретить Помм было еще слишком рано, и Эмери решил пойти поиграть часа два в теннис.

Туда же собралась и Помм, только двумя часами позже — когда проснулась. До нее тоже лишь теперь дошло, что они не назначили друг другу свидания, но она была уверена, что непременно встретит Эмери; а поскольку накануне она видела его в костюме для тенниса, то без колебаний направилась в «Гарден теннис-клуб». Она как раз подходила ко входу, когда Эмери отъезжал на своей малолитражке. Он не заметил ее. Но не бежать же ей за машиной! И она потихоньку двинулась назад пешком. Потом она долго гуляла по Морскому проспекту, стараясь держаться поближе к кафе, где они встретились накануне.

Будущий же хранитель музея, играя в теннис, решил, что Помм, естественно, находится сейчас на пляже. В начале одиннадцатого он стал подыгрывать своему противнику, чтобы побыстрее закончить партию. А закончив ее, буквально ринулся в машину и кратчайшим путем поехал на пляж. И вот пока Помм мерила шагами Морской проспект, Эмери дважды прочесал тысячу восемьсот метров морского песка, разглядывая каждое тело, каждую песчинку. Наконец, его осенило: конечно же, Помм отправилась к месту их первой встречи. Он чуть не бегом домчался до кафе, в то время как Помм по другой улице семенила на пляж. Эмери уселся на террасе, чрезвычайно огорченный тем, что не нашел ее, однако полный надежды вскоре ее увидеть, вдруг обнаружить в толпе, медленно текущей в обе стороны по проспекту. Сам не зная почему, Эмери убедил себя, что Помм появится справа. Все, что простиралось влево, казалось ему враждебной пустыней. И тем не менее иногда он поглядывал и туда. Наступил час обеда; Эмери был очень голоден и заказал два пирожных, а тем временем Помм прочесывала тысячу восемьсот метров пляжа, жадно ища глазами тело, которое выделялось бы своей худобой и бледностью.