Особая примета:

КРЫЛАТАЯ

То, что они переврали мою фамилию, меня не особенно удивило, но как целая толпа свидетелей могла приписать мне лишних пять лет возраста и лишние пол‑локтя роста?! Но затем я поняла – им попросту была несносна мысль, что их оставила в дураках совсем еще девчонка, почти ребенок. Не думаю, что они врали дознавателям сознательно, нет, наверняка в их воспоминаниях я и в самом деле сделалась старше и выше. Интересно все‑таки устроены аньйо…

Так или иначе, мне эти их заморочки были на руку. Пусть теперь ищут двадцатилетнюю дылду… А рыжеволосых девушек с прямым носом и острым подбородком – пол‑Ранайи. Правда, девушки со шпагами – действительно редкость (я озабоченно взглянула, не торчат ли ножны из‑под плаща) и, главное, – моя особая примета всегда при мне.

И тут я прямо‑таки кожей ощутила, что на меня кто‑то смотрит.

Я испуганно вскинула глаза и встретилась взглядом с… примерно с такой двадцатилетней дылдой, какую только что себе представляла.

Правда, до четырех локтей она, пожалуй, не дотягивала четверти, волосы у нее были не рыжие, а светлые, почти белые, и нос тоже не прямой, а вздернутый. Ее наряд, бедный и аляповатый одновременно, изобличал принадлежность к городскому дну. На ней не было даже плаща или пальто – только длинное штопаное шерстяное платье темно‑красного цвета и какая‑то немыслимая шаль, несколько раз обернутая вокруг шеи, плеч и груди. Полосатые чулки выглядывали из деревянных башмаков. Она лукаво улыбнулась мне, продемонстрировав нехватку двух зубов, и указала взглядом на объявление, потом снова на меня.

Первым моим движением было дать деру. Для такой особы тысяча йонков – несметное богатство, и она, конечно, не упустит свой шанс.

Но я тут же сообразила, что, если она поднимет крик, убежать с площади я не успею. Да и вообще, что это она на меня уставилась? Разве это объявление про меня? Я ответила ей взглядом, полным оскорбленного достоинства. Знай свое место, голытьба! Я дочь королевского чиновника!

Она улыбнулась еще шире и тряхнула головой, разметав по плечам грязные волосы. Затем быстрым движением поманила меня и неторопливо пошла за угол. Прежде чем свернуть, она вновь взглянула через плечо на меня и стрельнула глазами – мол, идем. Я рассудила, что за углом меня вряд ли ждет засада – с тем же успехом на меня можно было напасть и здесь, – и решила все‑таки разузнать, что ей нужно.

Засады не было; за углом меня ждала только эта девица.

– Не бойся, – сказала она полушепотом, приближая свое лицо к моему (изо рта у нее воняло, и нос, как выяснилось, был не вздернутый, а просто перебитый). – Я тебя не выдам.

– Не понимаю, о чем ты и что тебе вообще от меня надо, – холодно ответила я.

– Брось, подруга. Я знаю, что это ты. Я видела, как ты спала с лица, прочитав эту объяву. – Она дернула полу моего плаща, прежде чем я успела этому воспротивиться, и с довольным видом указала на шпагу: – Ты этим заколола Мйоктана?

Я ничего не ответила, но ей это, похоже, и не требовалось.

– Вонючий твурк, – сказала она со злостью, – он давно это заслужил.

– Что он тебе сделал? – усмехнулась я.

– Да не только мне… Для него пустым местом был всякий, у кого нет миллионного бабла или родословной на двадцать поколений. Небось многие дворяне тоже порадовались, что он не будет нашим следующим губернатором.

– Губернаторская должность не наследственная, – напомнила я. – Ее утверждает король.

– Ага, а когда последний раз было, чтоб король не утвердил сынка помершего губернатора?

– Сорок лет назад, – припомнила я, – при Аклойате Добром.