Она печально улыбнулась ему и помахала рукой, а потом крылья Нанта сомкнулись вокруг нее и дракон развернулся, уплывая в море. Хэл вскочил на ноги, мгновенно очнувшись от накатившей боли. Но его глаза остались сухими.

 Он потихоньку начал упражняться, поднимая сперва небольшие тяжести, затем постепенно увеличивая их вес. На прогулках Хэл заставлял себя переходить с шага на тяжелый... в общем, это было похоже на бег. Хэл уходил за стену и по тропинкам спускался на скалистый пляж. В первый раз, когда ему пришлось подниматься обратно, он подумал, что не справится, упадет и будет лежать на камнях, пока кто-нибудь не придет и не поможет ему.

 Но он упрямо гнал себя дальше, шаг за шагом, чувствуя, как мучительно саднят легкие, и добрался, шатаясь, до вершины, и только там упал на колени.

 Хири подбежала и опустилась с ним рядом.

 — Вы в порядке?

 — В... порядке... только... только сделал глупость, — задыхаясь, выдавил он.

 — Зачем, зачем вам понадобилось так себя мучить? — И тут до нее дошло. — А! Вы хотите непременно вернуться на эту треклятую войну.

 — Я хочу... хочу не этого, — сказал Хэл.

 — Вы правы! Вы просто глупец.

 Она гордо выпрямилась и зашагала прочь, обратно в замок.

 Но к ужину ее обычное веселое настроение вернулось вновь.

 В ту ночь ему снова снилась Сэслик, и снова на спине у Нанта. Дракон расправил крылья и, тяжело захлопав ими, пытался подняться в воздух, поднимая тучу брызг.

 И снова он увидел, как Сэслик помахала ему рукой. Но на этот раз Хэл услышал, как она прокричала слова, заглушаемые ревом прибоя:

 — В другой раз... где-нибудь... когда-нибудь... может быть...

 Он изо всех сил напрягал слух, пытаясь расслышать остальное, но так и не смог. Нант взмыл в воздух и полетел на запад — туда, откуда, по-видимому, прилетели все драконы.

 Хэл проснулся, и на душе у него было печально, но он больше не чувствовал себя оцепеневшим, мертвым.

 Он был жив — и будет жить, пока его не убьют.

 Теперь он верил в слова, сказанные когда-то Сэслик: «Для всадника не будет никакого "после войны"».

 Как ни странно, он почувствовал себя намного лучше, чем чувствовал все это время — с тех пор, когда увидел гибель своей подруги.

 — У меня есть идея, — сказал Хэл. — Думаю, нам следует устроить праздник.

 — Праздник? — точно не веря своим ушам, переспросила Хири.

 Они сидели в ее спальне. Хири терпеть не могла рано вставать, так что Хэл, закончив утреннюю пробежку, обычно приносил ей поднос с гренками, которые она предпочитала есть без масла, и чашкой травяного чаю.

 Почему-то ни один из них не пытался соблазнить другого, не заходя дальше почти братского объятия и легкого касания губ вечером, перед тем как ложиться спать, и в качестве утреннего приветствия.

 — Праздник зимнего солнцестояния, — сказал Хэл.

 — Ты с ума сошел.

 — Вовсе нет.

 — Сэр Хэл, любовь всей моей жизни, у вас мозги как у ягненка. Все только и знают, что жаться поближе к камину, мечтая о весне. А этот замок — да и вообще вся здешняя округа — не слишком счастливое местечко. Война обошлась нам всем слишком дорого.

 — Вот именно. Поэтому и нужно устроить праздник.

 — Ты не из тех, кто устраивает праздники, — подозрительно сказала Хири.

 — А кто из тех, кто их устраивает?

 — Сэр Том. Я.

 — Вот и хорошо. Ты и займешься его устройством. Все равно у тебя больше денег, чем у меня.

 — Угу, — согласилась Хири.