Уж слишком невероятной была эта новость. Даже фотографии меня до конца не убедили – мало ли чего могут нарисовать в фотомастерских НКВД. Вдруг это им надо для стратегической дезинформации?
Даже то, что мы срочно вылетели в Крым, причём группу возглавлял сам Берия... Я не знал, что и думать. Первым шоком были никогда мною не виданные истребители сопровождения, которые были высланы нам навстречу из Крыма. Я, конечно, не лётчик, но всё равно вижу, что здесь нечто запредельное, рассчитанное на совершенно другие скорости и высоты. Командир спецборта, полковник Ольхович, на мой вопрос об этих самолётах, ответил, что не такие уж они и невиданные. Многие немецкие лётчики их видели лично, но вот беда – они уже никому ничего не расскажут.
Потом был аэродром Сарабуз в Симферополе и мобильный КП Первой Отдельной Тяжёлой Механизированной Бригады ОСНАЗ РГК, который по сути выполнял функции штаба фронта при генерал-лейтенанте Василевском. Я в сухопутных делах разбираюсь слабо, но ведь получилось же у него с помощью командиров из будущего совершенно мизерными силами разгромить 11-ю армию Вермахта. Товарищ Сталин поставил передо мной не менее важную задачу – объединить под своим командованием то, что осталось от Черноморского флота, и эскадру из будущего, после чего установить на Чёрном море господство нашего флота. Чтобы немцы из страха перед нашей новой десантной операцией, держали бы по побережью такую же плотность войск, как и на фронте.
Потом за нами с товарищем Берия с эскадры прилетел маленький винтокрылый аппарат. То есть, маленьким он был лишь для местных масштабов, а так вполне себе ничего аппарат по сравнению с У-2 и Р-5, на которых мне доводилось летать. По крайней мере, разместились мы там почти с комфортом. Полёт в облачную, беззвёздную ночь, похож на висение в чёрной темноте. Вертолёт, казалось, жужжал на месте как муха, влипшая в чёрную смолу, ни на метр не приближаясь к нашей цели.
Потом впереди загорелся огонёк, за ним – другой. Вскоре перед нами открылась освещённая по-походному эскадра из будущего. Нельзя сказать, что тут всё сияло и переливалось, как в городах Европы, но и особой светомаскировки тоже не было. Это какое же у них должно быть ПВО, чтоб совершенно не бояться немецких налётов!
- А что нам их бояться? – ответил на мой вопрос пилот вертолёта, из-за шума двигателей приходилось кричать. – Это пусть они нас боятся. Среднее время жизни их бомбардировщика при попытке бомбёжки – пять с половиной секунд. Это вам, товарищ адмирал, не Птичий рынок, а централизованная интегрированная система ПВО!
Вертолёт заложил вираж, и перед нами оказался расцвеченный посадочными огнями настоящий плавучий аэродром. Пилот с какой-то детской гордостью произнёс:
– Наш "Кузя!" – и у меня захватило дух.
Корабль был величав и огромен, и, самое главное, он жил! По палубе перемещались острокрылые самолёты, вроде тех, что сопровождали нас от Ростова до Симферополя, и подобно муравьям двигались фигурки людей. Пилот повернул к нам голову и, перекрикивая шум двигателя, сказал:
– Товарищи, небольшая задержка, "Кузя" выпускает ударную тройку "сушек", просьба зависнуть в зоне ожидания.
Мы с Берией, как по команде, прилипли носами к стеклам иллюминаторов. Он ещё вполголоса ругался по-грузински, кажется, в самый неподходящий момент у него запотели стекла пенсне. Протерев иллюминатор, я увидел стоящие в носовой части палубы авианосца три самолёта, похожие на те, что я уже видел, но, по габаритам, всё же крупнее. Точно: тех называли МиГами, а эти – Су. Их двигатели уже работали – в темноте были видны голубоватые струи раскалённого газа, ударяющие в поднятые отбойные щиты. Даже сюда, метров за пятьсот, доносился тяжёлый рёв их работающих двигателей. Вот звук изменился, перешёл в свист, плавно переходящий в ультразвук, и самолёт на левой передней позиции начал свой разбег. |