– Рассказа о чем?

– О тебе. О свинксах. О тебе и свинксах. Ведь вся эта проблема с Лузитанским Флотом началась с тебя и свинксов. Из‑за твоего вмешательства…

– Это была помощь!

– Неужели я вновь употребила неправильное слово?

Миро сердито глянул на нее. Но ему было понятно, что Валентина права – он и вправду был чрезмерно издерганным. Слово «вмешательство», используемое в чисто научном смысле, было совершенно естественным, не имеющим какой‑либо оценки. Оно означало лишь то, что своим поведением он вызвал перемены в исследуемой культуре. А если даже и имело негативный оттенок, то лишь потому, что сам утратил научную перспективу – перестал свинксов исследовать, а вместо того начал относиться к ним как к друзьям. И в этом заключалась его вина. Нет, даже и не вина… он даже гордился, что такая перемена с ним произошла.

– Продолжай, – сказал он.

– Все началось, поскольку ты нарушил закон, а свинксы начали возделывать амарант.

– Уже нет.

– Правильно, и вправду – ирония судьбы. Вирус десколады заразил и уничтожил все виды амаранта, которые вырастила для них твоя сестра. И твое вмешательство пошло псу под хвост.

– Вовсе и не пошло, – запротестовал Миро. – Они учатся.

– Да, знаю. И самое главное, они сами выбирают, чему учиться, что им делать. Ты дал им свободу. Я от всего сердца могу поблагодарить тебя за этот поступок. Но я должна буду писать о тебе для людей Ста Миров и колоний, а они не обязательно могут воспринимать происшедшее именно таким вот образом. Потому‑то мне от тебя нужна история об этих событиях, как и почему ты нарушил закон и вмешался в культуру свинксов; почему население и правительство Лузитании взбунтовались против Конгресса вместо того, чтобы тебя выслать на суд, после которого тебя бы наказали за совершенное тобой преступление.

– Эндрю уже рассказывал тебе про это.

– Я и сама уже писала об этом, но в общих чертах. Теперь же мне необходим личный подход. Мне бы хотелось помочь другим заметить в так называемых свинксах людей. И в тебе тоже. Если это возможно, было бы неплохо, если бы тебя полюбили. И тогда Лузитанский Флот окажется тем, чем он является на самом деле: чудовищно преувеличенной реакцией на угрозу, которой на самом деле никогда и не существовало.

– Этот Флот – это ксеноцид.

– Именно это я и твержу, – ответила Валентина.

Миро не мог вынести ее спокойствия, ее непоколебимой веры в себя. Нужно было сопротивляться, но единственным возможным методом в этом случае могло стать лишь предложение от самого себя до конца не обдуманной идеи, которая была всего лишь наполовину сформированным сомнением.

– Но этот флот одновременно является и обороной.

Слова вызвали желаемый эффект – они прервали ее лекцию, заставили даже удивленно подняться брови. Вся штука теперь была в том, что теперь придется объяснять, что он имел в виду.

– Десколада, – сказал Миро. – Это самая опасная форма жизни.

– Решением этой проблемы является карантин, но не высылка флота, вооруженного системой Др М., которая может превратить всю Лузитанию и ее обитателей в облако микроскопических частиц.

– Ты настолько уверена, что права в этом вопросе?

– Я уверена, что у Звездного Конгресса подобной правоты нет, хотя бы в рассмотрении проблемы уничтожения другого вида разумных существ.

– Свинксы не могут жить без десколады, – заметил миро. – Но если десколада когда‑нибудь доберется на другую планету, она уничтожит там всяческую жизнь. Наверняка уничтожит.

Приятно было убедиться, что и Валентина может выглядеть шокированной.