– Это правда, – согласилась Валентина.

– Но вот что нам делать, если нам необходимо уничтожить десколаду, а мы этого сделать не умеем, не убивая при том свинксов, Королевы Улья и всех людей на Лузитании?

Миро был изумлен, увидав в глазах Валентины слезы.

– Так вот кем ты стал…

Миро не понял.

– С каких это пор наш разговор превратился в дискуссию обо мне?

– Ты все это обдумал, изучил все возможные будущности, как хорошие, так и плохие. Но только в одну из них пожелал поверить, сделав ее основой для своих моральных суждений. И это та будущность, в которой ты и все, что ты любил, все твои надежды обязаны быть уничтожены.

– Я не сказал, что такое будущее мне нравится.

– И я тоже такого не говорила. Только лишь сказала, что это то самое будущее, к которому ты решил приготовиться. Но я – нет. Я предпочитаю жить в мире, где существует надежда. В мире, где твои мать и сестра найдут способ остановить десколаду, где Звездный Конгресс может быть преобразован или же заменен чем‑то другим, в мире, где нет сил и воли уничтожить целую расу.

– А если ты ошибаешься?

– Перед смертью у меня будет достаточно времени на отчаяние. Но ты… неужели сам ищешь повода для отчаяния? Правда, я могу понять импульс, который привел к этому. Эндрю рассказывал, что ты был красивым юношей, впрочем, ты и сейчас такой же, и что утрата возможности управлять телом была пережита тобой весьма болезненно. Но ведь другие теряли большее, чем ты, но не поверили в столь мрачную картину мира.

– Таким вот образом ты меня оценила? – спросил Миро. – Мы знакомы всего лишь полчаса, и ты уже все обо мне знаешь?

– Я знаю, что это самый неприятный разговор, который случился у меня за всю мою жизнь.

– И посчитала, будто это все из‑за того, что я калека. Знаешь, Валентина Виггин, я кое‑что тебе скажу: мои надежды не отличаются от твоих. Я даже верю, что когда‑нибудь получу назад большую часть своего тела. Если бы не было надежды, я бы давным‑давно был трупом. Я рассказал тебе все это не потому, что живу в отчаянии. Рассказал, поскольку это было возможно. А раз это возможно, мы обязаны об этом думать, чтобы впоследствии нас не застали врасплох. Мы обязаны думать, чтобы знать – как жить во вселенной, когда случится самое худшее.

Казалось, что Валентина изучает лицо парня. Он чувствовал на себе ее взгляд, почти материальный – будто легкую щекотку под кожей, где‑то в глубинах мозга.

– Да, – сообщила она.

– Что да?

– Да, мой муж и я переберемся сюда и станем жить на твоем корабле.

Она поднялась с места и направилась в коридор, ведущий к переходному шлюзу.

– Зачем ты хочешь так сделать?

– Потому что у нас страшная толкучка. И потому, что с тобой решительно стоит беседовать. И не только лишь затем, чтобы получить материал для собственных статей.

– Выходит, я сдал экзамен?

– Сдал, – согласилась она. – А я, тебе я экзамен сдала?

– Я тебя не экзаменовал.

– Ну да, еще как экзаменовал, – не согласилась она. – Но если ты сам того не заметил, то скажу тебе: я экзамен сдала. В противном случае, ты бы не рассказал мне всего того, что рассказывал.

Валентина ушла. Миро слыхал ее шаги в коридоре, потом компьютер доложил, что она проходит через кишку, соединяющую оба корабля.

И Миро уже без нее скучал. Потому что она была права. Она сдала этот экзамен. Валентина слушала его так, как никто другой – без нетерпения, без окончания предложений за него, без отвода глаз.