Му‑пао немедленно отправилась к отцу Цинь‑цзяо, благородному Хань Фей‑цы, по всеобщему мнению – самому величайшему из богослышащих. Как один из немногих он пользовался в глазах богов таким доверием, что мог даже встречаться с фрамлингами – пришельцами с других планет. В их присутствии он не проявлял каких‑либо признаков того, что слышит божественные голоса в собственных мыслях, тем самым сохраняя священную тайну мира Дао. Он будет благодарен за подобные вести, а Му‑пао будет вознаграждена, поскольку первая заметила богов в Цинь‑цзяо.

Не прошло и часа, как Хань Фей‑цы забрал свою любимую малышку Цинь‑цзяо, и они вместе отправились на носилках в храм у Каменного Водопада. Цинь‑цзяо не любила подобных прогулок. Ей было неприятно, что другие люди должны были нести их тяжесть.

– Они при этом не страдают, – объяснил ей отец, когда девочка впервые сказала ему об этом. – Наоборот, они чувствуют, что им оказали честь. Это один из способов оказания уважения к богам: когда кто‑нибудь из богослышащих отправляется в храм, он делает это на спинах людей Дао.

– Но ведь я каждый день становлюсь все больше, – запротестовала Цинь‑цзяо.

– Когда станешь слишком большой, тогда отправишься туда или на своих ногах, или в собственных носилках, – ответил на это отец. Ему не нужно было объяснять, что собственные носилки девочка получит лишь тогда, когда сама станет богослышащей. – Мы же сами проявляем собственную покорность, оставаясь худощавыми и легкими, чтобы не быть излишним бременем для людей.

Хань Фей‑цы, конечно же, шутил, поскольку его брюхо, если даже и не громадное, было все‑таки объемным. Но в шутке содержался некий важный урок: слышащий богов не может быть бременем для простых людей Пути. Люди обязаны испытывать благодарность, а не гнев на то, что из всех планет боги избрали именно эту, где можно слыхать их голоса.

Сейчас же Цинь‑цзяо более всего беспокоилась предстоящим ей испытанием. Она знала, что обязана быть проверена.

– Многих детей учили, чтобы те притворялись, будто бы боги обращаются к ним, – объяснял ей отец. – Мы должны убедиться, избрали ли они тебя на самом деле.

– Я бы предпочла, чтобы меня перестали уже избирать, – заявила Цинь‑цзяо.

– А во время испытания ты пожелаешь этого гораздо сильнее. – В голосе отца прозвучала жалость. Цинь‑цзяо стало еще более страшно. – Народ видят только лишь нашу власть и привилегии. Он завидует нам. Но люди не замечают страданий тех, кто слышит божественные голоса. Если боги и вправду обратились к тебе, моя Цинь‑цзяо, то ты научишься сносить эти страдания, как нефрит сносит долото камнереза и грубую полировочную ткань. И страдания эти станут причиной того, что ты засияешь. Как ты думаешь, почему я дал тебе имя Цинь‑цзяо?

Цинь‑цзяо… Это означает «Блистающая Светом». Но кроме того, это же было имя выдающейся поэтессы из давних времен Поднебесной – когда уважение оказывали только мужчинам. Тем не менее, ее прославляли как величайшую в своей эпохе. «Легкий туман и плотная туча, темно целый день». Так начиналась песнь Цинь‑цзяо – «Двойная девятая». Именно так и чувствовала себя сейчас малышка Цинь‑цзяо.

Как же там это стихотворение заканчивалось? «Сейчас мою вуаль лишь ветер западный колышет. Сама же я как золотой цветок хрупка». Будет ли таким и ее, Цинь‑цзяо, конец? Возможно ли, что ее прародительница‑сердце предостерегала ее своими стихами, что девочку окутывает темнота, которая унесет ее лишь тогда, когда боги прибудут с запада и заберут из ее тела хрупкую, легкую и золотистую душу? Слишком страшно, чтобы сегодня рассуждать о смерти; ведь ей всего лишь семь лет. Но, тем не менее, мелькнула мысль: если умрет скоро, то скоро же увидит маму и даже саму великую Ли Цинь‑цзяо.