Сид был следующим на раздаче. Он перешел на штуд пятью картами и сдал мне валета и девятку наверху. Я взял еще валета в пару первому на четвертой карте, и моим соперником в конце концов остался один Фред. Два других валета вышли, это Фред должен был заметить. Самая крупная карта, которую он показывал, была десятка, так что у меня имелся шанс, и я, естественно, сделал максимальную ставку — два доллара. Когда он поднял на два доллара в ответ, я хотел было проделать один из трюков Лео, но потом решил: черт с ним, и просто добавил еще на два бакса выше. Фред закрыл, и я показал ему моего второго валета.

— Я не думал,— сказал он и показал мне свою вторую десятку.

— А я думал,— ответил я, что, возможно, было жестоко.

И вот когда я взял свой первый банк за вечер, я сказал:

— Ребята, вы слышали, что случилось с Томми Маккеем в понедельник?

Фред, Дуг и Лео знали Томми, а Сид и Джерри слышали про него от нас.

— Я пытался ему дозвониться,— вспомнил Дуг.

— Он умер.

Никто из них не знал об этом. Поэтому я стал рассказывать, и, разумеется, карты больше не раздавали, пока я не закончил. Однако, когда я сообщил им, что у Томми есть сестра, очень хорошенькая, и она прилетела из Лас-Вегаса и собирается прийти сюда чуть позже, все остальные детали рассказа как-то неожиданно померкли. Сначала были вопросы о Томми, потом о парне, который посоветовал мне поставить на эту лошадь, но под конец расспрашивали только про Эбби.

— Вы ее увидите,— повторял я.— Она будет здесь около половины десятого.

Потом Дуг Холлман, которому я был должен, сказал что-то насчет того, что я теперь купаюсь в деньгах, а я ответил, что пока еще нет: ведь Томми умер, и я до сих пор не мог получить свой выигрыш, но завтра же я все разузнаю. Он кивнул, но немного помрачнел. Джерри, которому я тоже был должен, тоже помрачнел.

Наконец мы вернулись к игре, и в течение следующих двух часов дела у меня шли прилично. Дугу Холлману приходили карты почти такие же дешевые, как и его сигары; Фред Стел и Джерри слишком много рисковали и слишком подолгу оставались в игре; а Сид, в общем, топтался на месте. Это означало, что все деньги выигрывали Лео и я, и большая часть доставалась мне. К тому времени, когда, без четверти десять, позвонили в дверь, я выиграл почти сорок баксов, что было, конечно, замечательно, тем более — всего за два часа.

В тот момент, когда раздался звонок, я как раз не был в игре. Я отодвинул стул и встал.

— Это Эбби пришла.

Выйдя из гостиной в прихожую, я распахнул дверь и действительно увидел Эбби все в той же оранжевой шубе и черных сапогах.

— Привет,— сказал я.

Она вошла, улыбнулась, переводя дух, и жестом показала, что еще не может говорить.

— Ничего,— кивнул я.— Я понимаю.

Я помог ей снять шубу. Оказалось, что ее сапоги не только закрывают колени, но поднимаются еще выше и заканчиваются где-то под мини-юбкой детски голубого цвета. Эбби выглядела очень сексуально.

Я повесил ее шубку и повернулся к ней. Только теперь она произнесла:

— Боже, ну и лестница.

— К ней привыкнуть невозможно.

— Верю,— ответила она.

— У тебя будет преимущество, а это нечестно, знаешь ли,— сказал я.— Никто из нас не сможет смотреть на карты.

Она улыбнулась.

— Как мило, что ты так говоришь.

— Ты выяснила что-нибудь на панихиде?

— Ничего важного. Потом расскажу.

— О'кей.

Я провел ее в гостиную, чтобы представить ребятам, и все они держались вполне естественно и невозмутимо, разве что Дуг выпустил столько сигарного дыма, что стал похож на паровую машину, Лео рассыпал по столу стопки фишек — а они были совсем не высокие,— Фред опрокинул стул, когда вскочил на ноги, Джерри издал свой несчастный смешок, словно его опять обыграли, а Сид быстро-быстро заморгал, как будто собирался блефовать.