Я снова впился зубами в бутерброд.

Эбби таращилась на меня, открыв рот. Потом заговорил Тарбок.

— Конвей,— мрачно произнес он,— для человека, который ни в чем не замешан и ничего не знает, ты слишком часто оказываешься в центре событий.

Засунув кусок колбасы за щеку, я ответил:

— До сих пор я считал убийцей тебя или кого-то из тех, кто работает на тебя. Но вот ты пришел сюда и ничего не делаешь, поэтому я снова ничего не знаю. Хотя, может быть, со среды твои планы изменились?

— Со среды? — Его квадратная физиономия была слишком тупой, чтобы выражать какие-нибудь эмоции, но все же ему удалось изобразить удивление.— Что значит — со среды?

Я ткнул в его сторону бутербродом.

— Стрелял ли ты,— спросил я,— или какой-нибудь другой головорез Уолтера Дробла, или твой друг, или друг Уолтера Дробла, или нанятый вами убийца в меня в среду вечером?

Он заморгал, как будто между нами внезапно возникла дымовая завеса.

— Что делал?

— Стрелял,— повторил я.— Пиф-паф.— И указал свободной рукой на свежий шрам возле моего уха.

Склонив голову набок, он изучающе посмотрел на шрам.

— Это все? Тебя царапнули?

— Меня царапнули. Твоя работа?

На его каменном лице показалась неуклюжая улыбка.

— Конвей,— сказал он,— если бы в тебя стрелял я, я бы попал немного правее.

— Значит, это были не твои люди и не люди Уолтера Дробла?

Он покачал головой.

— Мы не стреляем по живой мишени для тренировки. Чтобы вынудить нас сделать что-нибудь подобное, человеку надо как следует постараться.

— Ладно,— сказал я.— Это был не Наполи и не…

Он склонился ко мне, будто плохо расслышал, и вкрадчиво переспросил:

— Соломон Наполи?

— Разумеется.

— И он сказал тебе, что это был не он? Он сам, лично, тебе это сказал?

— Да. В спальне. В четверг вечером.

— С чего бы это он стал с тобой говорить?

— Это долгая история,— ответил я,— Мне не хочется вдаваться в подробности.

— Я тебе скажу, почему я тебя об этом спрашиваю,— пояснил он.— Когда мы беседовали с тобой прошлый раз, ты сказал, что не знаешь Сола Наполи. И я тебе поверил. А теперь ты утверждаешь, что несколько дней назад он сам явился к тебе и лично сообщил, что не приказывал в тебя стрелять.

— Я тогда видел его в первый раз,— сказал я.— Кажется, я становлюсь похожим на Ниро Вульфа: мне можно никуда не выходить из квартиры, рано или поздно все, кто замешан в этой истории, сами приходят ко мне.

— Значит, ты в первый раз видел Сола Наполи? — продолжал допытываться Тарбок. Мою шутку он, очевидно, пропустил мимо ушей.— И он специально пришел сюда, чтобы сообщить о том…

— Господи, Фрэнк! — внезапно сказала Луиза Маккей полным презрения голосом.— Чем ты занимаешься? Хватит. Оставь этих людей в покое.

Он тут же повернулся к ней.

— Я уже говорил тебе, Луиза. Ты ошибаешься. А теперь заткнись.

— Так вот почему ты меня не выпускал? Потому, что я ошибаюсь? Поэтому я целую неделю сидела взаперти, словно в тюрьме, и не смогла даже пойти на похороны Томми, не смогла…

— Да,— оборвал он ее причитания.