* * *

В апреле Максим написал мне, что приедет к тете летом, вот наступил август, и Максим здесь, сидит на той же ступеньке. Он протягивает мне аудиокассету, и я не решаюсь ему сказать, что не смогла купить себе ни одной, с тех пор как мы виделись в последний раз.

Лето продолжается с того места, на котором закончилось год назад. Мне кажется, что жизнь Максима ушла вперед, тогда как у меня ничего не изменилось. Я по-прежнему живу с дедушкой, по-прежнему сопровождаю его на открытие магазинов и по-прежнему молю звезды, засыпая. Помню, как подумала об этом, когда увидела его выходящим из машины в день приезда. Кто-то уезжает, а кто-то остается. Хотя оба проходят через расставание, переживается они ими по-разному.

Когда Максим встает на мой скейт, я обращаю внимание на его прогресс.

– Мама так и не разрешила мне купить свой. Но я иногда по дороге из школы захожу в спортивный магазин.

Он катится, а я слушаю свою новую кассету. Вдруг я останавливаюсь, вытаращив глаза и открыв рот.

– Что? Что с тобой?

– Песня. Эта песня. Послушай.

Я снимаю наушники и надеваю ему на голову. Максим не отрываясь смотрит на меня.

– Да, и что?

– Это Билли Притти.

– Нет, нет. Это Уитни Хьюстон.

Я молчу. Он еще секунду смотрит на меня и отводит взгляд. Я знаю, что он увидел. Он увидел девочку, чей мир рухнул, но у него достаточно деликатности, чтобы сделать вид, будто ничего не случилось. Будто в этой секунде нет ничего особенного, а ведь она изменила мою жизнь.

В этот самый момент я вспоминаю потолок своей комнаты, светящиеся звезды, на которые смотрю из года в год. И не раздумывая говорю:

– Переночуем сегодня в парке?

– Как это?

– Как будто пойдем в поход.

Он опускает ногу на землю, и скейт останавливается. Он не просит никаких объяснений, просто отвечает:

– Лады.

* * *

На высоком ореховом буфете в кухне лежит красная папка. Ее не убрали в шкаф, не сунули в ящик комода. Не положили на полку. Она просто лежит здесь, под слоем спящей пыли.

Я хотела достать залетевший на буфет попрыгунчик и увидела ее.

Увидела, но не успела даже дотронуться. В замке входной двери повернулся ключ. Я схватила попрыгунчик и аккуратно слезла как ни в чем не бывало. Остаток дня я провела, лежа на кухонном полу и бросая попрыгунчик то в одну, то в другую стену. А вечером никак не могла уснуть. Закрывала глаза и видела ту папку. Она будто мигала, как сирена пожарной машины. Красная папка с белой наклейкой, на которой большими буквами в кавычках написано: «БИЛЛИ».

* * *

Он сказал, что ночует у меня, я наврала, что приглашена к нему, и в половине восьмого мы встречаемся внизу лестницы со скатанными одеялами в пакетах из супермаркета. Мы улыбаемся, хотя ни один из нас не уверен, что это хорошая затея. По правде сказать, мы отлично знаем: ничего хорошего в ней нет. Но он жаждет запретного и хочет почувствовать, как бьется сердце в груди. А мне хочется, чтобы настоящие звезды светили над моей головой.

– Я взяла с собой консервы.

В эту минуту включается телевизор Жираров, и аплодисменты публики разносятся по всей лестничной клетке. Я пользуюсь моментом, чтобы толкнуть дверь и выбежать из дома. Я бегу со всех ног, чтобы запыхаться, чтобы не хватало воздуха, чтобы легкие горели в груди, и Максим несется за мной. Я слышу, как пакет трется о его штаны и как стучат его кроссовки по асфальту. Пытаюсь убедить себя, что, пока мы вместе, с нами ничего не может случиться.

* * *

Наутро его мать в 8 часов тут как тут: лицо суровое, движения резкие. Она открывает заднюю дверцу машины, даже не взглянув на сына.