Звали ее Лютеция Фербенкс. Высокая привлекательная женщина с густыми темными волосами, она всегда передвигалась несколько заторможенно, словно прежде чем сделать шаг, она высматривает под ногами муравьев, чтобы наступить на них. Величественность, которую ей это придавало, вкупе с трансильванской внешностью подчеркивали склонность к пышным нарядам и высоким головным уборам.

В течение последних шестнадцати месяцев (как и в обозримом будущем) Лютеция занимала 12-комнатные апартаменты, расположенные на 15-м этаже, непосредственно под вестибюлем отеля. Защищенные стеклопакетами окна смотрели на самую знаменитую городскую перспективу через гигантскую неоновую букву «О» в вывеске «Н-Джой», украшающую фасад здания. Частые гости (Лютеция быстро заняла привилегированное положение среди местных сливок общества) добирались до ее орлиного гнезда в специальном частном лифте, расположенном рядом с входом в зрительный зал. Квартиру обслуживал технический персонал театра. За климат-контролем следили те же самые системы, что и в отеле и зрительном зале. Мебель была исключительно антикварной, а прислугу составляли отлично вышколенные иммигранты. Жизнь представлялась в розовом цвете, пока все не обосрал Макс.

Лютеции казалось, что он делает это намеренно. У него периодически возникал шальной ребяческий блеск в глазах, словно у школьника, намеренного, невзирая на риск, плюнуть жеваной бумагой в отвернувшегося учителя.

Они встретились в среду днем в парадном зале, где Лютеция наблюдала, как идут приготовления к пятничному званому ужину, на который были приглашены новая суперзвезда CNN Джерри Гонт и эмир Хак-Как, владеющий нефтяным месторождением в Йемене. Поэтому когда Макс обнаружил супругу, он с облегчением убедился, что та занята гораздо более важными вещами, чем разборки с провинившимся мужем.

Хотя все зависело от того, насколько он серьезно, по ее мнению, проштрафился.

– Что ты опять натворил? – требовательно спросила Лютеция, как только они отошли в угол зала, подальше от деловито снующих слуг.

– Ничего, моя дорогая,– Макс моргнул, невинно глядя на жену.– Ничего, моя любимая.

– У тебя проблемы с банкротством. Ты из-за этого вернулся в Нью-Йорк.

– И еще чтобы увидеть тебя, моя сладкая.

– Чертов самец! Что ты делал в Каррпорте? С кем ты там был?

– Ни с кем, моя бесценная! Мне просто было необходимо хоть на вечер убежать от всего этого безумия, уединиться там, где не будут звонить никакие телефоны, не будут приходить никакие сообщения, не возникнет вообще никаких проблем.

– С последним плохо получилось, не так ли?

Макс с виноватой улыбкой развел руками.

– Кто же мог подумать, что какой-то идиот вздумает забраться в дом именно в этот вечер?

– Если бы этот идиот знал, что ты находишься там, то наверняка оставил бы тебя в покое – из профессиональной солидарности.

– Ты несправедлива ко мне, Лютеция!

– Макс, есть две вещи, которые я запрещаю тебе приносить в мой дом и в мою жизнь. Это скандалы и болезни.

– Кисонька моя, я не...

– Скандал, конечно, хуже всего, хотя и болезнь – не подарок. Я не боюсь унижения или смерти в муках. Я просто знаю, что их у меня не будет, Макс. Нам обоим хорошо известно, на что способны мои адвокаты, если только захотят.

– Но с чего вдруг они захотят? Мой розовый лепесток, скажи, с чего?

– Я очень занята сейчас, Макс. И я не намерена ломать свой график из-за мальчика-переростка, у которого кое-где заиграло детство.

– Зато ты теперь знаешь, что я вернулся, моя заинька.

– И что с того?

– Не поужинать ли нам вместе, ненаглядная моя?

– Не сегодня,– заявила Лютеция, исключительно чтобы отомстить ему.