Потому-то мы и не спускаем шторы по вечерам.
Я только плечами пожал. Ну как запретить девочке глядеть в окно, если
она придумала себе такое милое развлечение!
- Как же нам не смотреть в окно, - вздохнула пани Мисевичова, - много
ли у нас других удовольствий? Где мы бываем? Кого у себя принимаем? С тех
пор как Людвик уехал, мы ни с кем не встречаемся. Для одних мы бедны, для
других - подозрительны...
Она утерла глаза платком и продолжала:
- Ох, не следовало Людвику уезжать! Ну, посадили бы его в тюрьму... и
что ж? Выяснилась бы его невиновность, и опять были бы мы вместе. А теперь
он бог знает где, а моя дочь... Вот вы говорите - не смотреть... Да ведь
она, бедняжка, только и знает что ждет, все прислушивается да
присматривается - не едет ли Людвик или хоть весточку не пришлет ли. Стоит
кому-нибудь быстрей обычного пройти по двору, она уж спешит к окну: не
почтальон ли? А уж когда почтальон к нам завернет (мы, сударь, очень редко
получаем письма), посмотрели бы вы, что с ней делается. В лице вся
переменится, бледнеет, дрожит...
Я не смел рта раскрыть, а старушка, передохнув, продолжала:
- Да и сама я люблю сидеть у окошка, особенно если денек выдался
погожий, небо чистое... Тогда у меня в памяти встает покойный муж, совсем
как живой...
- Понимаю, - тихо сказал я, - о нем напоминает вам небо, где он теперь
обитает.
- Не в том дело, пан Жецкий, - возразила старушка. - Он, конечно, на
небе, я не сомневаюсь, - куда ж было попасть такому смиренному человеку? Но
как погляжу я на небо да на стену нашего дома, так сразу мне вспоминается
счастливый день нашей свадьбы... Покойный мой Клеменс был одет в голубой
фрак и желтые нанковые панталоны, точь-в-точь такого цвета, как наш дом. -
Тут старушка всплакнула.
- Ох, пан Жецкий, право же, нам, горемычным, окно не раз заменяет и
театр, и концерт, и знакомых. На что же нам еще-то смотреть?
Не могу выразить, как грустно сделалось у меня на душе, когда по столь
пустячному поводу я услышал целую драму... Вдруг в соседней комнате раздался
шорох. Ученицы пани Ставской кончили занятия и собирались домой, а их
обворожительная учительница осчастливила меня своим появлением.
Здороваясь, я заметил, что руки у нее холодные, а божественное личико
выражает усталость и грусть. При виде меня она все же улыбнулась. Милый
ангел! Она словно угадала, что ее нежная улыбка целую неделю потом озаряет
мою серую жизнь!
- Мама рассказала вам, какой чести мы сегодня удостоились? - спросила
она.
- Ах, правда, совсем из головы вылетело... - спохватилась старушка.
Между тем девочки, вежливо присев, удалились, и мы остались одни, так
сказать в семейном кругу.
- Представьте себе, - заговорила Ставская, - сегодня к нам пожаловала с
визитом баронесса. |