Он был поручиком, а потом капитаном в седьмом
линейном полку...
- В первой бригаде второй дивизии, - перебила председательша. - Видишь,
дитя мое, вот уж ты мне и не совсем незнаком... Как он, жив ли?
- Нет, скончался пять лет назад.
У председательши задрожали руки. Она открыла маленький флакончик и
понюхала его.
- Скончался, говоришь ты... Вечная ему память... Скончался... А не
осталось ли по нем какой-нибудь вещицы?
- Золотой крест...
- Да, золотой крест... А больше ничего?
- Еще миниатюра, его портрет, писанный на слоновой кости в тысяча
восемьсот двадцать восьмом году.
Председательша все чаще подносила к носу флакончик; руки ее тряслись
все сильней.
- Миниатюра... - повторила она. - А ты знаешь ли, кто ее писал?.. И
больше ничего не осталось после него?
- Была какая-то пачка бумаг и еще одна миниатюра...
- Что же с ними сталось? - допытывалась председательша с возрастающим
волнением.
- Эти вещи дядя за несколько дней до смерти собственноручно опечатал и
велел положить с ним в гроб.
- А... а... - простонала старушка и залилась горькими слезами.
В зале засуетились. Подбежала встревоженная панна Изабелла, за нею
графиня, они взяли председательшу под руки и бережно увели в дальние
комнаты. Все взгляды тотчас обратились к Вокульскому, гости стали
перешептываться.
Заметив, что все смотрят на него и, по-видимому, о нем говорят,
Вокульский смутился. Однако, чтобы показать присутствующим, что эта
своеобразная популярность нимало его не трогает, он выпил один за другим
бокал венгерского и бокал красного вина, которые стояли на столе, и лишь
потом спохватился, что один из них принадлежал генералу, а другой -
епископу.
"Ну, и хорош же я, - подумал он. - Они еще скажут, пожалуй, что я
нарочно обидел старушку, чтобы выпить вино ее соседей..."
Он поднялся, собираясь уходить, и его бросило в жар при мысли, что
придется пройти через две гостиные, сквозь строй взглядов и под
аккомпанемент перешептываний. Вдруг перед ним очутился князь.
- Видно, вы беседовали с председательшей о днях, давно минувших, раз
дело дошло до слез, - начал он. - Я угадал, правда? Но вернемся к нашему
разговору: не думаете ли вы, что хорошо было бы у нас основать польскую
фабрику дешевых тканей?
- Вряд ли это удастся, - покачал головой Вокульский. - Могут ли
помышлять о больших фабриках люди, которые не решаются даже на мелкие
усовершенствования в уже существующих предприятиях?
- А именно?
- Я говорю о мельницах, - продолжал Вокульский. |