Заинтересовавшихся читателей, могу отослать к первым частям моего исключительно правдивого и достоверного повествования.

    …После всевозможных добровольных и вынужденных перемещений во времени, я попал в страшное Смутное время, когда государственная власть оказалась разрушенной, а Москву наводнили вражеские полчища. Правда, в конце концов, бежать мне пришлось не от польских оккупантов, а от своих корыстолюбивых соотечественников.

    Бежать-то я, бежал, но попал не в наше время, а в середину XXI века. Оттуда, волею случая, переместился в 1812 год. Зимней, ноябрьской ночью которого, и разворачиваются описываемые события.

    -  Барин, у меня топора нет, - плачущим голосом прервал мои воспоминания возница, - дай свою саблю.

    -  Саблю? - не понял я. - Зачем тебе сабля?

    -  Как зачем? Сам же велел оглоблю сделать, - удивляясь «барской» тупости, объяснил мужик.

    -  Моей саблей делать оглоблю? Да ты знаешь, что это за сабля? Ей полторы тысячи лет!

    Возница обдумал мои слова и популярно объяснил:

    -  Ничего, я быстрей сделаю, мне столько ждать никак нельзя. У меня жена, дети малые, как им без кормильца? Ты не бойся, ничего твоей сабле не сделается, а поломается так тоже не беда, я ее сам и починю. Знаешь, какой я рукастый?!

    -  Знаю, - желчно сказал я, - по тебе видно.

    Сабля у меня действительно была уникальная, невообразимо старинная, с клинком из коленчатого индийского булата. Я даже не уверен, сохранилось ли еще где-нибудь на земле такое редкое оружие. К тому же она была раритетом и реликвией таинственного религиозного ордена поклоняющегося Сатане, с которым у меня были «антагонистические противоречия».

    -  Так, барин, дай саблю-то, нешто такую пустяковину жалко? - вернулся к прерванному разговору крестьянин. - Я вон ту березку на оглоблю срублю, глядишь, как-нибудь и доедем.

    -  Ладно, - ответил я, - ты здесь руби, что хочешь и чем хочешь, а я дальше пешком пойду, так мне будет быстрее.

    Не обращая больше на мужика внимания, я вытащил из телеги французский мушкетон, два пистолета, ранец со своей амуницией, взгромоздил все это не себя и собрался в дорогу.

    Пока я собирался, возница наблюдал за мной с неописуемым удивлением.

    -  Это как же, барин, прикажешь тебя понимать? - спросил он, когда удостоверился, что я и вправду собрался уходить.

    -  Так и понимай, деньги я у тебя назад отнимать не стану, а тебе советую не о смысле жизни думать или всем царстве, а о своем хозяйстве, иначе вымрешь как мамонт.

    -  Как кто вымру? - заинтересовавшись, уточнил он, потом внезапно догадался. - Нешто, ты меня убить хочешь? Барин, помилуй, не губи христианскую душу! Что я тебе плохого сделал!

    -  Не хочу я тебя убивать, хотя и следовало, чтобы у тебя лошадь на ровном месте не падала, и оглобли не ломались, - сказал я.

    -  Я-то причем? Она упала с нее и спрашивай, - обиделся он.

    Не отвечая, я повернулся и пошел по дорогое, но возница бросился следом и вцепился в плечо. Я сбросил его руку, тогда он совершенно неожиданно для меня, повалился, что называется в ноги, обхватил мои колени и закричал со сценическим надрывом:

    -  Барин, голубчик, не погуби! Христом Богом молю, не бросай меня одного на верную погибель!

    -  Какая еще погибель?! До твоей деревни всего пять верст! - удивился я такому неожиданному взрыву эмоций.