Наш кабинет был закрыт. Все куда-то разбрелись по делам. Я отомкнул своим ключом замок. Писатель поспешил внутрь вперед нас. Уж очень ему было некомфортно в коридоре УВД в наручниках щеголять.

— Присаживайтесь, — кивнул я на стул у стены, но Светлицкий уже и без моего предложения направился к нему и уселся.

— Вы можете задержать меня максимум на двое суток, — холодно проговорил он. — И то, если есть основания. Я вам напомню, какие именно. Во-первых, когда лицо застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения. Во-вторых — когда очевидцы, в том числе и потерпевшие, прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление, и в-третьих — когда на подозреваемом или на его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления. Что-то мне подсказывает, товарищи бывшие коллеги, что ничего из перечисленного ко мне не подходит. Кроме слов взбалмошной женщины, беззаветно в меня влюбленной.

— Интересно, — я сел за стол напротив задержанного. — Шишкина в вас влюблена? Поэтому она покрывала ваши такие странные походы в город?

— Какие походы? Ничего не знаю… Известно, что влюбленная женщина — мозгам не хозяйка, — ухмыльнулся Светлицкий. — Она всякое может наговорить… Так что, ребятки, ничего у вас на меня нет и быть не может. Снимайте наручники и отпускайте.

— Ребятки в песочнице, — хмыкнул я. — А мы товарищи майоры.

— Отпускайте меня, товарищи майоры… Если не хотите скандала. Даю вам пять минут, если отпустите быстро, то я не стану писать на вас жалобу в прокуратуру.

Он выпрямился на стуле и старался держаться начальственно — как будто мы только что не видели его бегающих глаз и не слышали тяжелых вздохов. Этот театр одного актера меня даже позабавил.

— Федя, — я подмигнул напарнику. — Отпускай задержанного, он прокуратурой пугает. Страшно. Где у нас ключ от наручников?

Напарник понял меня и растерянно похлопал себя по карманам, театрально тараща глаза:

— Нету, потерял ключик…

— Ну и черт с ним, значит, отпускать не будем. Как мы в наручниках его отпустим?

— Никак, — улыбнулся Федор.

— Вот и я про то же… — я повернулся к Светлицкому. — Не судьба, Всеволод Харитонович, отпустить тебя. Придется дело на тебя шить.

— Юморите? — пробурчал задержанный. — Посмотрим, какие основания у вас меня задерживать. Составляйте протокол задержания.

— Мы и без вас разберемся, что и когда нам составлять, службу знаем. А пока ответьте-ка на некоторые вопросы.

— Ничего я вам отвечать не буду. Я не обязан доказывать свою невиновность. Я закон знаю!

— Что ж… Диалога не вышло. Уводи его, Федя, в камеру, Горохов придет, будем оформлять задержание, — приблизившись к напарнику, я тихо добавил. — И сгоняй за Кондейкиным. Он наш «карманный» понятой. Чую, его услуги нам скоро пригодятся. Обыски и прочие радости процессуальной жизни.

* * *

Я вставил ключ в скважину и повернул. Замок квартиры Светлицкого громко щелкал, хрустел, но не поддавался. Наконец, изловчившись, я чуть-чуть придавил само полотно двери. Оказалось, чтобы открыть квартиру, нужна определенная сноровка. Снова повертел ключом.

Есть! Ригель пополз прятаться в недра двери, освобождая запорную планку на косяке. Я распахнул дверь — и чуть не столкнулся нос к носу с Варей. Та замерла в позе замаха для удара — она держала в напряженной руке увесистую бронзовую статуэтку.

— Андрей?

— Варя?

— Я думала, воры в замке ковыряются… Так, подожди, — орудие своё она опустила, но смотрела недоверчиво.