— А что по Печенкину? Вообще зацепок нет?

— Пока нет, — заговорил Погодин. — Я с местными оперативниками переговорил, склоняются к уличным разборкам. Что, мол, на хулиганов напоролся – как вы и предполагаете. Но сосед по гаражу, что хорошо знал убитого, нам с Андреем интересную деталь поведал. За пару дней до смерти к потерпевшему приходил некий гражданин вида презентабельного. В пиджаке, и что-то там со змеей было в его одежде. Мы с Андреем так и не поняли. Дескать, предъявлял Печенкину претензии с угрозами за карточный долг. Но думаю, это все россказни. Или сосед выдумал, или Печенкин нафантазировал. Какой из него игрок — в стоптанных тапках и трико круглый год ходит. Живет один, жена ушла, мать умерла. Перебивается случайными калымами. За тунеядство уже отбывал.

— Хм… — Горохов закурил у распахнутого окна. — Согласен, Федор Сергеевич, но проверить надо, что там за долг у него карточный. Иногда люди совсем оказываются не теми, кем выглядят внешне.

— Сделаем, — кивнули мы с Погодиным.

— Все равно пока других зацепок нет, – добавил я.

— А что с духами “Пани Валевска”? — спросила Света.

— А что с ними не так? — вскинул на нее бровь Горохов, пыхая дымом “Мальборо” (теперь, после Олимпиады, это были любимые сигареты шефа).

— Кому они все-таки предназначались? — Света постучала алыми глянцевыми ноготками по столу. — Так и не выяснили?

— Пока нет, — ответил я за следователя. — Со вдовой на такие деликатные темы как-то не хочу говорить… Вот думаю, с какой стороны зайти. Может, ты попробуешь?

— Я тут изучила материалы дела, — Света открыла свой блокнот. — Побеседовала с коллегами Глеба Львовича. С его рабочим окружением и с супругой его пообщалась и составила на него психологический портрет…

— Ого, — я с удивлением уставился на психологиню, — когда успела?

— Не зря же нам машину с водителем дали, — улыбнулась Света. — Нужно использовать ее по полной.

— Это, конечно, интересно, Светлана Валерьевна, — развел руками Горохов, — но лучше бы вы психологический портрет убийцы составили. Зачем нам характеристики потерпевшего? Мы и так все знаем, что собой представлял Глеб Львович.

— Не скажите, — обезоруживающе улыбнулась Света (как у нее так получается — невинно улыбаться оппоненту и при этом гнуть свою твердую линию, психолог, блин), — Поняв сущность потерпевшего, мы сможем представить, кто мог быть его недоброжелателем. А портрет преступника определить по одному эпизоду трудно, почти нереально. Слишком мало исходных данных.

— Хорошо, — кивнул Горохов. — Соглашусь с вами. Рассказывайте.

Светлана излагала аккуратно. Дубов Глеб Львович тридцать восьмого года рождения, женат, двое уже совершеннолетних детей. Всегда был примерный семьянин и образец для подражания. Но в последнее время замечен в тяге к молоденьким девушкам, хотя в семье все нормально. Скандалов, крупных ссор и размолвок не наблюдалось.

— А вы откуда знаете такие подробности личной жизни? — удивился Горохов. — Неужели в прокуратуре коллеги Дубова рассказали? Не могли они наверняка того знать…

— Нет, не прокурорские поведали, а люди гораздо более осведомленные в превратностях личной жизни Дубова. Это показал опрос бабулек, которых я встретила на лавочке возле подъезда Глеба Львовича. Очень они сетовали на преждевременную кончину его. Расчувствовались и выложили все без утайки. С их слов, семья замечательная была. Никаких скандалов было слышно. Вот только на работе следователь Галина, симпатичная, между прочим, поведала, как Дубов ей букетик пытался подарить и до дому подвезти.