Пока он возился с бумажками, у нас выдался свободный день, и мы смогли погулять по городу-герою. По тем местам, где обязательно должен побывать каждый советский человек. Я пригласил Свету на импровизированную экскурсию, но за нами увязался Алексей. Истоптали ноги, излазив район Мамаева кургана (господствующей высоты, за которую бились наши отцы и деды), посетили Родину-мать. Сейчас это самая высокая статуя в мире, таковой она будет оставаться еще лет десять, пока буддисты своих идолов не настряпают. Прогулялись по Набережной, восхитившись просторами водной глади матушки-Волги и ширью берегов русских.

Никита Егорович пару вечеров где-то пропадал, утром выглядел помятым, жевал серу, но был в прекрасном настроении. Наверное, обсуждал в сумерках былые времена с Ревягиным, за рюмкой чая в каком-нибудь ресторане. Наверстывал упущенное. Приказом главка Евгений Сергеевич торжественно вручил Горохову наградной офицерский кортик с именной гравировкой за достигнутые успехи в оперативно-служебной деятельности и поддержании правопорядка.

В общем, последние дни провели с пользой, а потом вернулись в Москву. В аэропорт нас повез Ревягин лично, сев за руль теперь уже не нашей черной “Волги”.

— Ну, звони, пиши, — похлопал Евгений Сергеевич по плечу Горохова в зале аэропорта. — Будешь в наших краях — заскакивай…

— И ты не забывай старого друга, — Никита Егорович хотел пожать руку, но, махнув пятерней, притянул к себе тушу полковника и обнял. Тот заключил его в ответные объятия. Как они вообще жили все это время друг без друга?

***

Вернувшись в Москву, Горохов дал нам пару выходных. Как по мне, конечно, это лишнее. В Новоульяновск я смотаться не успею, а в Москве одному куковать – как-то не очень. Не нажил еще здесь друзей. Разве что Света… Можно было ее позвать сгонять на ВДНХ, или в парк Горького, но она укатила с родителями на дачу. Давно предков не видела.

Про свою личную жизнь психологиня не распространялась. Деликатно молчала. Но я понял, что живет она с родителями и, судя по рыжим шерстинкам на ее одежде, еще и с котом.

Я лежал на кровати в своей общажной комнате на Войковской и от нечего делать перечитывал “Человека-невидимку”. Роману Уэллса скоро сто лет исполнится, а в СССР он пользовался до сих пор бешенной популярностью. Я выцыганил книгу у соседа по секции. Решил приобщаться к миру литературы. Книг я давненько не читал, но отсутствие телека, интернета и прочих инфопомоек потихоньку перетягивало меня в стан прекрасного…

Уже вечерело. Через распахнутое окно было слышно, как позвякивают трамваи. За книгой я даже начал впадать в дрему, как вдруг вздрогнул от неожиданного стука в дверь. Не сильного, но твердого, как железо.

— Открыто! — недовольно буркнул я и сел на кровати.

Дверь скрипнула, и проеме появился серенький субъект в мышинном плаще, в горловине которого стрелковался узкий галстук. Фетровая шляпа и отглаженные брюки выдавали в нем дядьку солидного, возраста примерно первых седин. С виду похож на номенклатурщика, чиновника или другого директора молокозавода.

— Разрешите? Андрей Григорьевич, — сухо улыбнулся гость тонкими, как у Гитлера губами.

Определенно, это не чиновник и не зав кукурузного поля — взгляд слишком колюч. Хоть и улыбается вроде, а в глазах холодок. И обращение такое, чисто служивое: “разрешите”. Нехорошее предчувствие екнуло где-то в груди. Что за хрен ко мне приперся, и что ему надо?

— Вы кто? — по-хозяйски бросил я, не вставая с кровати.

Не хотелось оказывать много чести непрошенному гостю.

Тот, словно ожидая такого вопроса, нисколько не смутился, снял шляпу:

— Может, я все-таки войду, и мы поговорим? Не в коридоре чтобы…

Глава 14

— Входи, — кивнул я, специально назвав гостя на ты, уже догадываясь, чьих он будет.