Как будто это я его отец, а не он – мой.

— Не могу, — замотал я головой. — У меня служба.

— Вот справка из травмпункта завтрашним числом, что у вас вывих колена. Подлинный больничный позже вам выдадим. Вот билет до Перми на завтра. Это на командировочные расходы, – Родионов разложил на столе бумажки.

— Ого, быстро работаете, — не смог я сдержаться, взял конверт и открыл незапечатанный клапан, там оказались фиолетовые двадцатьпятки. — Видно, уж очень вы хотите меня туда сплавить, раз так подготовились.

— Я лично ничего не хочу, — скривился капитан. — Это все Алексей Владимирович. Ему спасибо скажите.

Я понял по его выражению, что Родионову гораздо проще было бы отца в специальное лечебное учреждение сбагрить для исправления мышления, или привлечь по соответствующей статье, на которую он уже скоро дров наломает. Но, видно, все-таки мой старый знакомый КГБ-шник приказал ему действовать мягче и через меня. Что ж… Похоже на правду. Придется собирать манатки и мчаться выручать батю.

— Хорошо, я позвоню Горохову и скажу, что заболел. Только с вас больничный, не забудьте.

— Обижаете, Андрей Григорьевич… Вот адрес, где остановился ваш отец в Ельнинске.

Он положил на стол клочок газеты, на уголке которой простым карандашом печатными буквами было написано: ул. Суворова, д.6.

— А квартира? — я вертел в руках фрагмент бумаги, — это гостиница или дом на земле?

— Ни то, ни другое, — хитро улыбнулся Родионов. — На месте сами все увидите.

— А вдруг он оттуда уедет, пока я добираться буду?

— Не уедет, он там еще целую неделю пробудет.

— Откуда вы знаете? Мой отец не такой предсказуемый, как может показаться на первый взгляд.

— Я же говорю, Андрей Григорьевич, приедете на место и сами все увидите.

***

На следующий день я притворился травмированным и позвонил Горохову, "обрадовав" его, что почалюсь примерно с недельку на больничном. Тот немного расстроился, сказал, что нам вроде хотят поручить еще одно крайне интересное дельце, и ждать неделю он никак не может. Повздыхал в трубку, приказал усиленно лечиться, не болеть, и чтобы все до свадьбы зажило. Просил держать его в курсе. Я ответил, что филонить не привык, и как только конечность моя предательская, что так неудачно подвернулась, подживет, сразу прискачу на работу, как казахстанский сайгак. Пусть даже если с клюкой придется скакать.

— Ну, ты не горячись, Андрей, — по-отечески проговорил Горохов. — По полной лечись. Мы тебе и так с твоей, как её, пневмонией доходить не дали. Мне нужен здоровый коллектив, а не хромые сайгаки.

Я пообещал, что скоро буду в строю, так как случай не критичный, но ограничить в передвижениях себя нужно. Мы попрощались, и я поспешил в аэропорт.

До Перми долетел без приключений, дорога в воздухе заняла чуть больше двух часов. Улыбчивые стюардессы напоили “Дюшесом”. Запах такой, будто настоящую грушу дессертных сортов схомячил. “Кола”, “Спрайт” и прочие “Мохиты” просто отдыхают. Кола, кстати, скоро появится в Москве – к Олимпиаде. Приживется. Похоже, что навсегда. Хотя кто его знает, как все дальше будет…

В аэропорту роился народ, встречая московский рейс. Много с кусками картона, на которых химическим карандашом или фломастером начертаны приветственные ориентиры для прибывающих: “Слет геологов Урала”, “Конференция работников молочной промышленности”. Сразу ясно и понятно, для чего люди собираются. Это потом начнутся непонятные коучинги и сборища, когда в аэропортах можно будет встретить человека с плакатом типа: “Форум жертв верблюжьей агрессии”, или “Вселенский тренинг парапсихлогов” и прочих вуду-экстрасенсов в третьем поколении.