Чем-то вроде мрачной версии Кощея бессмертного.
Я вспомнил, как в прошлой жизни много раз присутствовал при составлении фоторобота. Потерпевшие всегда описывали преступников в соответствии со своими чаяниями и страхами. В результате грабители и насильники получались кем-то вроде отмороженных средневковых ассасинов, с накинутыми на голову глубокими капюшонами и хищным прищуром пронзительных глаз. Потом, когда преступника этого удавалось изловить (не по портрету, конечно, хотя были и такие случаи), выяснялось полное несовпадение его морды лица с рисунком. В жизни это был с виду обычный парень, а не средневековый убийца с навыками черной магии и убийственным взглядом.
– Есть будешь? – вывел меня из воспоминаний шубник.
– Это можно, – я с трудом поднялся, поборов головокружение. – Сейчас только умоюсь.
В дверь постучали. Три раза и настойчиво.
– Кого там бесы принесли? – Медведев напрягся, что-то ища глазами.
Затем сходил на кухню и вернулся с ножом.
– Ты кого-то ждешь? – спросил я с тревогой.
– Нет, хватит с меня гостей.
Стук повторился. Еще громче, я аж вздрогнул.
– Иди спроси кто, – сказал я. – Если менты, все равно дверь выломают. А так хоть знать будем, к чему готовиться. У тебя балкон куда выходит?
Медведев подошел к двери, чуть постоял, послушал, а затем коротко пробасил:
– Кто?
– Свои, открывайте уже скорее, – знакомый голос прозвучал приглушенно.
Медведев открыл дверь и впустил Погодина. Тот растерянно пробормотал:
– А где Андрюха?
– Да здесь я, – я вышел из укрытия за шторкой, а оперативник, увидев меня на ногах, расплылся в улыбке.
– Фух! – Погодин вытер рукавом лоб, – А я уж подумал! Сон мне нехороший приснился. Не буду говорить, какой…
– Не дождешься! – оборвал я его. – Федя, кто тебя учил так стучать? Мы как договаривались? Три коротких, два длинных.
Тот, кажется, даже не понял, что мы сейчас чуть в окно из-за этого не сиганули.
– Извини, Андрюха, забыл! Столько всего с вечера в голове. Но я все сделал, как ты просил. У нас обед сейчас, вот, к тебе вырвался и лекарства все прикупил.
Федя протянул огромный бумажный сверток цвета пожухлой травы, перетянутый шпагатом:
– Горохову сказал, что у тебя с головой не все в порядке, и тебе больничный продлили.
– Вот спасибо, что в имбицилы меня записал.
– Да не придирайся, Андрюх! Он все понял, что сотряс я имел в виду.
– А Соне звонил?
– Да. Как ты и просил. Наплел ей, что тебя срочно в Москву вызвали. По работе. Она, конечно, обиделась, что ты сам не позвонил и не приехал, но я твою записку вчерашнюю передал, и она вроде успокоилась. И что ты такого там накарябал? Умеешь найти подход к женщинам, Петров. Научи меня.
– Ничего такого не написал. Мол, срочное дело, целую, скучаю, позвонить не получилось, потому как из общаги сразу в аэропорт, приеду, все расскажу. Она привыкла месяцами меня не видеть, вот и поверила.
Погодин только вздохнул.
– Осталось только с твоими родителями уладить все, – Федя задумчиво почесал нос. – Им я ничего не врал.
– Да им и не надо, позвоню на днях, как окрепну и смогу выходить на улицу до телефонной будки. Мы с ними в последнее время живем дружно, но на некотором удалении друг от друга. Как настоящие родственники. А с отпечатками что?
Он сразу понял, что я имел в виду.
– Это было самое сложное, – Федя преисполнился важностью проделанной работы и повествование стал вести чинно и неспешно. – В общем, с рамы туалета, откуда вы в окошко выпрыгнули, при осмотре изъяли следы обуви с подоконника и следы рук. |