Мы подошли с Быковым ближе. Один из “мажоров”, одетый в пиджак цвета престарелой вишни (явно опередил по моде девяностые), в брюки, зауженные до фасона моего времени, ржал больше всех. Даже умудрился ущипнуть за попу зазевавшуюся комсомолку, что, понадеявшись на сознательность советских граждан в общественном месте, прошла слишком близко от наглой компании.

– Это же барыги, – недоумевал Быков. – На хрена они нам сдались?

– Увидишь, Тох, – ответил я. - Сейчас только проверим, точно ли это они, а не туристы из столицы развеяться приехали.

– Парни, – окликнул я их. – Почем джинса? На меня размерчик найдется?

Надо сказать, что, несмотря на дурашливый вид, глаз у барыг был наметан, как у легендарного бухгалтера товарища Корейко. В целях безопасности продавали фарцу они только своим либо по рекомендации. Когда приходилось дело иметь с пришлым чужаком, то определяли по внешнему виду и поведению, что клиент в душе стиляга и реально жаждет джинсу, а не дружинник подосланный. Меня просканировали четыре пары глаз, и, судя по их постным мордам со скривившимися губами, ни один из лбов не увидел в нас потенциального клиента.

– А тебе зачем джинсы, паря? – хмыкнул вишневый пиджак. – Купи вязаные штанишки. Тебе лучше пойдет.

Сотоварищи его загоготали. Не поверили мне, гады. Перейти в наступление? Рано… А вдруг и вправду туристы?

– “Вранглер” есть? – спросил я. – У Левиса строчка неказистая, как не фирма смотрится.

Парняги опешили и прекратили гоготать.

– А деньги у тебя имеются?

– Найдутся, – я сплюнул себе под ноги, для антуража. – Двести рублей – и по рукам.

– Обижаешь. За “Врангеля” еще полтинник накинь. Или бери “Левис” за двести двадцать.

Я вытащил бумажник и покопался в нем так, что бы не видно было фарцовщикам его содержимое, будто сверял дебет с кредитом:

– Договорились, двести сорок – и беру. Тока это, чтобы размер мой был. Примерочной у вас, как вижу, с собой не имеется.

– А примерочная не нужна, – осклабился главный, выуживая из кармана мерную ленту. – Иди, пузо замерим, от него и плясать будем.

Я подошел ближе. Красный пиджак обмерил мне талию и присвистнул:

– Ого, дядя, так я и думал. Размер у тебя самый ходовой, потому и самый дефицитный. Последние штаны на тебя остались, но за ними скоро прийти должны. Так что, если будешь брать, то цена уже три сотки, а иначе мне резона нет, человека подводить и договоренность нарушать.

Вот, сучонок! Никакого человека, конечно, и в помине нет. Гаденыш на ходу все переиграл, чтобы лишних деньжат с меня срубить. Лопатник мой пухлый увидел, и глаза загорелись. Знал бы он, что денег там – кот наплакал. Там мой блокнотик стенки распирает. Но отступать уже не с руки. Я поморщился, процедил для виду сквозь зубы пару проклятий типа “спекулянты” и “контра недорезанная”, а потом, как бы через силу и сомневаясь, кивнул:

– Идет, тащи штаны.

– Со мной пошли, – хитро прищурился старший. – По карманам товар не таскаем.

– Куда?

– Увидишь.

Быков, что до этого стоял в сторонке и не вмешивался, вопросительно на меня взглянул. Я незаметно кивнул ему, дескать, все норм, все по плану, стой здесь. А сам пошел за фарцовщиком.

Мы вышли из скверика и направились на пустынную парковку, что укрылась за порослью газонных кустов. Там стоял белый запорожец на полуспущенных колесах. Явно давно уже не заводился, и, возможно, вообще не на ходу. Использовался как перевалочный склад товара.

Красный пиджак отпер двери и нырнул внутрь. Порылся в коробке и извлек оттуда мятые джинсы цвета прокисшей морской волны. Скорее всего, их сшили где-то в подвале в Новоульяновске, в подпольной мастерской.