– Думаешь, правду рассказали? – Погодин задумчиво смотрел им вслед.

– Нет, конечно, – хитро прищурился я. – Но пусть считают, что я им поверил. Чтобы выманить матерого волка, нужно его волчат потрепать и отпустить. Пусть обидится на меня и сделает ответный шаг. Если сразу прессанем их и задержим, то он от них открестится. На их место придут другие, а так мы теперь знаем, как устроена схема крышевания у Сафонова. Радченко и дуболомы гражданские у него на подхвате. Возможно, еще кто-то есть. Ждем ответку от них, чтобы на ошибке подловить…

– Крышевание, – присвистнул Федя. – Слово чудное. Сам придумал?

– В Москве так говорят.

– Много там в твоей Москве непонятного. Будто не наша страна вовсе.

– Так и есть. Не успеешь оглянуться, так и будет.

***

Я постучал в дверь кабинета с табличкой старшего следователя прокуратуры по особо важным делам .

– Войдите, – раздался приглушенный голос Гали, скрипнула дверь. – О, Петров!

Следователь оторвалась от кипы бумаг, что пухлым веером покрыли ее стол:

– Зачастил к нам, Андрей… Какими судьбами?

– Разговор есть.

– Случилось что? – женщина встревоженно крутила в пальцах карандаш.

Я плотно прикрыл за собой дверь, сел к приставному столику и, понизив голос, проговорил:

– Я знаю, кто убил Дубова.

– Я тоже, – кивнула Галина. – Горохов уже обвинительное заключение по Гоше Индия готовит.

Я аккуратно мотнул головой.

– Дубова убил Сафонов.

– Какой Сафонов? – рука Галины застыла с карандашом в руке. – Только не говори, что начальник УВД который.

– Он самый.

– Ого… Смелое заявление, – она постучала карандашом, не сводя с меня пораженного взгляда, и, конечно же, спросила: – У тебя есть доказательства?

Я положил на стол перед Галиной фотокопию заявления Гребешкова, что переснял, когда вскрыл сейф Сафонова. Но она всё смотрела на меня, а не на бумагу.

– Помнишь, я тебе говорил, что фарцовщик мзду платил ментам местным за бизнес свой незаконный?

– Ну…

– Это фотоснимок его заявления в прокуратуру.

– А где оригинал? – Галина с удивлением вцепилась в карточку, вчитываясь в каждую строчку.

– В служебном сейфе Сафонова.

– Как же тогда… Ты показывал Горохову?

– Нет. Он пока занят Гошей. Все считают, что преступник найден и дело Дубова раскрыто. Пусть так и считают. Я на больничном. Мне так проще действовать, пока Сафонов не знает, что я его подозреваю. Пусть так и остается. Иначе следы начнет заметать.

– Погоди… не поняла. Это выходит, ты залез к нему в сейф? Как?

– Человек один знающий помог. Как видишь, я переснял заяву и положил на место. Хранилище замкнул. Никто не знает, что я его вскрывал. Еще я тут на днях тряхнул фарцовщиков, что на площади Механизаторов кучкуются. Так вот, знаешь, кто после этого к ним на подмогу приехал?

– Догадываюсь, наверное, участковые, подручные Сафонова.

– Нет. Некий капитан Радченко. ОБХСС-ник. Недавно перевелся из Одессы. С двумя гражданскими в подспорье – прямо на площадь. Типа его внештатники. Но по факту ксив соответствующих у них нет. Теперь заяву эту из сейфа Сафонова нужно официально изъять как-то. Всю голову сломал, как лучше провернуть…

Моя собеседница плотно сжала губы. Весь этот разговор ей, конечно, не нравился, но понимала и будто бы раскладывала перед собой все факты, что были для неё новыми. И то, чего эти факты требуют.

– И что нам это даст? – резко ответила она.