– Ну, во-первых, ты не оговорил, а сказал правду. Ведь так? И не человек это, а преступник. Я тебя просто направил.

– Так, да не так. При первой нашей встрече я же не называл имен, как вы догадались, что я знаю про делишки Сафонова?

– Догадаться было нетрудно… Если Демьян Гребешков был твой лучший друг, то наверняка делился такой информацией за рюмкой чаю. Я тебя попросил повторить его слова Федоровой под протокол, чтобы прищучить убийцу твоего друга. Но нас кто-то сдал… Короче. В бега тебе надо.

– Это мне Демьян мстит, – плаксиво пробубнил рыжий. – За жену свою.

Я не сдержался и закатил глаза. Полтергейстов нам тут не хватало.

– Не мели чушь, Боря.

– Сафонов его кортиком прирезал, а теперь и меня на тот свет отправит.

– Стоп! – посмотрел я в глаза рыжему. – Что ты сказал?

– Я говорю, куда спрячусь? Все равно найдут и убьют, как Демьяна.

– Нет, ты про кортик сказал. Я не говорил, что Гребешкова кортиком убили.

– Ну так в заключении же написано, – хмыкнул Воробьев.

– Нет, – покачал я головой, – не написано. Там сказано, что рана нанесена колюще-режущим предметом с двулезвийным клинком, по типу кинжала.

– Но кортик же кинжал и есть?

– Кинжал, но много всяких кинжалов бывает кроме кортиков. И заключение ты не мог видеть. Ведь официально по делу потерпевшей признана Ксения Гребешкова. Только ее знакомили с результатами вскрытия и судмедэкспертизы.

Тот буквально ухватился за мои слова.

– Так мне Ксюха и рассказывала. Ей следак прокурорский заключение показывал, а она мне поведала.

– Ксения разбирается в кинжалах? – усмехнулся я. – И запомнила такие тонкости из экспертизы, как, например, про обоюдоострое лезвие? Что-то я сомневаюсь. А это у тебя что такое?

– Чего? – рыжий от меня чуть отстранился.

– Ну-ка, закатай рукав на рубахе, – я ткнул его в правую руку.

– Татуировка обычная, – Воробьев заголил предплечье, голос его подрагивал, на лбу выступили капли.

Храбростью он и в первую нашу встречу отнюдь не отличался.

– Не совсем обычная, – я сверлил взглядом рыжего и продолжал напирать. – Тату в виде якоря, который опутан веревкой.

– Не веревкой, а фалом.

– На флоте служил?

– Ну, да…

– И кортик у тебя оттуда?

– Нет у меня никакого кортика. Им офицеров награждают, а я старший матрос запаса.

– Так кортик ты спереть мог.

– Вы что?.. Вы что думаете? Это я убил Демьяна?

Неожиданно дверь в зал распахнулась, и в комнату влетела Ксения. Глаза выпучены, руки дрожат. Пальцы сжаты в кулаки. Она со злостью уставилась на Бориса:

– Ты-ы…

А затем повернулась ко мне и тихо проговорила:

– Есть у него кортик, товарищ милиционер, он сам мне показывал.

– Не ври, дура! – взвизгнул рыжий и, вскочив на ноги, попытался залепить пощечину женщине.

Я перехватил его руку, и, не слишком церемонясь, ткнул коленкой в живот.

Тот охнул и завалился обратно на диван.

– Спокойно, Боря, — процедил я. – Зачем ты мне соврал про кортик?

– Да не мой это! Дядькин. Он у меня капитаном первого ранга служил.

– А сейчас дядька где?

– Так помер давно. Я и на флот-то из-за него пошел. Сильно уж он хотел, чтобы племянник моряком стал. Сыновей-то у него не было.

– Ты мне зубы не заговаривай, где кортик?

– Дома у него, – холодным, как у банши, голосом произнесла Ксения. – В серванте за стеклом.

– Отлично, а теперь слушай сюда, гаденыш.