— Какой маньяк?

Но я гнул свою линию.

— Расскажешь все следователю про татуировки, про тренера, про других участников вашей группы. Если, что я помогу тебе выпутаться с минимальными потерями. А пиво мы еще с тобой попьем. Обещаю. Главное, глупостей сейчас не делай.

— А где сейчас тренер?

Пичугин заозирался, будто ожидая, что прямо сейчас на него кто-то выскочит. Странный он какой-то сегодня, то спокойный, то дергается, неужели доблестная милиция на пороге квартиры уж настолько его перепугала?

— Здесь лежит, — я кивнул на корпус хирургии. — С пулей в груди. Так что все кончено, секция закрыта.

— А я и не собираюсь глупостей делать, Андрей Григорьевич. У меня все продумано…

Я не сразу понял, откуда он знает мое отчество, ведь я его не называл, да и в секции представился вымышленной фамилией.

Рука потянулась к пистолету, запутавшись в накинутом в стационаре халате, но Дюша оказался проворнее. Выбросил руку из-за спины и сверху и ударил меня чем-то по голове. Так быстро, что я не успел увернуться. Что-то твердое прилетело по темечку, из глаз искры, боль резанула по мозгам, а тело стало ватным. Я сполз на землю, стараясь не отключиться и тянулся к пистолету. Вот гад! Не ожидал я от него такого подвоха!

Видел, как в руке Дюши блеснул нож. Здоровенный, видно, за спиной за поясом его держал, поэтому я его не заметил. Это он, сука, рукоятью меня так огрел.

Пичугин склонился надо мной, занеся над моим горлом нож:

— Прощай, Андрей Григорьевич, жаль, что пиво с тобой не попьем!

Но тут по нашим фигурам полоснул свет фар. Во двор въехала машина. Я не видел, какая, скорее всего, скорая. Мне было всё равно. Дюша рефлекторно отвернулся от света, пряча морду. Машина быстро приближалась, ведь мы встретились как раз на самом проезде. В голове гудело, и страшно захотелось закрыть глаза, но я боролся, чтобы не отключиться. Пичугин отпрыгнул в сторону и побежал. «Не успел меня добить» — мелькнула в голове последняя мысль, и я все-таки вырубился.

* * *

— Жив, герой? — надо мной склонился Горохов в полосатой мятой накидке на завязках. От нее за километр несло хлоркой. Рядом с моей кроватью сидела Света, сжав мои руки в своих.

Крашеные в цвет несвежего салата стены, белые занавески — и железная кровать скрипит подо мной. Я в больничной палате. Потрогал голову, почувствовал бинт.

— Долго я провалялся? — я привстал на локте.

— С раннего утра, и вот до сегодняшнего полудня. Врачи чем-то тебя накачали… — Горохов участливо улыбался. — Сказали, что нужен полный покой несколько часов. Кто тебя так приложил, помнишь?

— Пичугин.

— Пичугин⁈ Вот так новость! Это тот, про которого ты говорил, что хороший человек? — вскинул удивленную бровь Горохов.

— Ошибочка вышла. И на старуху бывает всякое…

— Он уже объявлен в розыск, — кивнул Горохов, выуживая из портфеля авоську с мандаринами. — Никуда не денется.

— Боюсь, что так просто мы его не возьмем, — поморщился я одновременно от боли в башке и от того, как обидно обыграл меня Дюша.