Изменить размер шрифта - +
Затем ты помог бы им подняться из пыли, похлопал бы их по спине, сказал бы, что ты знаешь, что они не это хотели сказать, и в конце концов, вы все стали бы лучшими друзьями. Все, кроме меня. Кроме «Хитреца». Нет, я сам их проучу. Они узнают, на что способен «Хитрец».

Он бы так и продолжал сидеть, размышляя об этих несправедливостях и строя коварные планы, если бы не его брат, который без умолку болтал об их родителях, друзьях, и прекрасной погоде. Веселая болтовня Карамона вывела его брата из его мрачного состояния. Воздух был теплым и нес с собой ароматы растущих деревьев, свежей травы и лошадей – гораздо более приятные запахи, чем вареная капуста и мальчики, которые мылись раз в неделю. Если они вообще мылись.

Рейстлин глубоко вдохнул душистый свежий воздух и не закашлялся. Солнечные лучи приятно согревали его, и он обнаружил, что с искренним интересом слушает рассказ своего брата.

– Отца не было дома последние три недели, и он вряд ли вернется до конца месяца. Мама помнит, что ты возвращаешься сегодня. Ей намного лучше теперь, Рейст. Ты заметишь изменения. С того самого времени, как вдова Джудит начала приходить и сидеть с ней, когда у нее были эти припадки.

– Вдова Джудит? – резко переспросил Рейстлин. – Кто такая Джудит? И что ты имеешь в виду – сидеть с ней, когда у нее были эти припадки? А вы с отцом на что?

Карамон нервно заерзал на своем сиденье.

– Это была тяжелая зима, Рейст. Тебя не было. Отцу надо было работать. Когда дом фермера Седжа замело метелью, и я не мог у него работать, я стал помогать в конюшнях, кормить лошадей и убирать навоз. Мы пробовали оставлять мать одну, но… ну, в общем, это было плохой идеей. Однажды она уронила горящую свечу и даже не заметила. Дом чуть не сгорел. Мы старались, как могли, Рейст.

Рейстлин ничего не сказал. Он сидел, храня угрюмое молчание, злясь на отца и брата. Им не следовало оставлять ее на попечение незнакомых людей. Он и на себя злился. Ему не следовало покидать мать.

– Вдова Джудит очень милая, правда, Рейст, – начал Карамон, защищаясь. – Маме она нравится. Джудит приходит каждое утро, помогает маме одеться и причесывает ее. Она напоминает ей поесть, и потом они шьют или что–то еще вроде этого. Джудит много с ней говорит и не дает ей отключаться и погружаться в эти припадки. – Он беспокойно посмотрел на брата. – Извини, я хотел сказать, трансы.

– О чем они разговаривают? – спросил Рейстлин.

Карамон выглядел испуганным:

– Не знаю. Обычная женская болтовня, думаю. Я никогда не слушал.

– И как же мы платим этой женщине?

Карамон ухмыльнулся.

– Мы не платим. Вот что хорошо, Рейст! Она делает это просто так.

– С каких это пор мы живем на милостыню?

– Это не так, Рейст. Мы предлагали платить ей, но она отказалась взять деньги. Он помогает людям, потому что этого требует ее вера – эта новая религия в Гаванях, о которой мы слышали. Бельзориты, или что–то вроде этого. Она одна из них.

– Мне это не нравится, – сказал Рейстлин, мрачнея. – Никто ничего не делает просто так. Интересно, чего она добивается?

– Добивается? Чего она может добиваться? Не похоже, чтобы у нас дома хранились сокровища. Вдова Джудит – просто добрая женщина, можешь ты в это поверить, Рейст?

Видимо, Рейстлин не мог, так как продолжил задавать вопросы.

– Как вы нашли эту «добрую женщину», братец?

– Вообще–то это она нашла нас, – сказал Карамон после минутного раздумья. – Она постучалась в дверь однажды и сказала, что слышала, что наша мать нездорова. Она знала, что мы, мужчины, – Карамон произнес это слово с ноткой гордости, – должны работать, и сказала, что будет только рада присмотреть за мамой, пока нас нет.

Быстрый переход