|
— Почему мне туда нельзя? Она только покачала головой. — Скажи, — настаивал я. — Это опасно из-за него. — Из-за кого? О ком ты говоришь? С огромным трудом она выговорила всего одно слово: — Обещай! — Как я могу обещать сам не знаю что? И почему ты хочешь, чтобы я дал обещание именно сейчас? — Тут у меня внезапно открылись глаза: — Нет, мама! Все будет хорошо. Ее голова откинулась назад, но через несколько мгновений она вновь попыталась заговорить. — Моя записная книжка, — прошептала она наконец. Рукой, жутко сходной с лапой попавшего в капкан животного, она слабо цеплялась за карман. Я вынул оттуда книжечку в кожаном переплете, которую так часто видел. Из книжки выпал кусок карты, который я в свое время дал матушке; там по-прежнему что-то лежало — сложенная пополам бумага или письмо. Меня осаждали противоречивые чувства. Неужели я узнаю наконец тайну, о которой так долго гадал? Я показал матушке книжку, она слегка кивнула и повернула голову к камину. — Сожги ее, — сказала она. Грудь мою сдавило, я с трудом дышал. — Нет! — воскликнул я. — Пожалуйста, Джонни. В ужасе на нее вытаращившись, я затряс головой. Что же, мне не суждено узнать тайну моего рождения? — Тогда дай мне. Я протянул ей книжку, она слабой рукой стала ее листать, нашла, вероятно, то, что искала, ухватила несколько страниц и попыталась их вырвать. Это потребовало всех ее сил; она в изнеможении откинулась назад. Дав мне вырванные страницы, она потребовала: — Сожги хотя бы эти. Я подошел к очагу и положил листки на самый краешек, рядом с едва теплившимся огнем. Оглянулся — матушка наблюдала. Тогда я сунул листки в глубину, и их охватило пламенем. Последив, как на почерневшей бумаге проступают серебристые следы чернил, я вернулся к матушке и опустился рядом с ней на колени. — Дорогой мой мальчик, — чуть слышно прошептала она, — Мне не хочется вот так тебя покидать. — И не нужно, — взвился я. — О чем ты только говоришь? — Немного успокоившись, я добавил: — А теперь постарайся заснуть. Еще почти ночь. Днем я выйду и куплю нам еды. У меня есть еще немного денег. По правде говоря, у меня оставалось всего пять с половиной пенни. Когда мы их израсходуем, подумал я, придется просить милостыню, хотя оставалась еще одна возможность, казавшаяся мне самой многообещающей. — Мама, я знаю, ты не согласилась с тем, чтобы обратиться за помощью к сэру Персевалу. Но ты тогда была испугана, запуталась. Теперь-то ты понимаешь, для них самое главное, чтобы мы были живы и благополучны? В его интересах, чтобы мы спаслись от нашего врага и жили в надежном тайном месте. Понимаешь, правда, мама? — повторил я. Она что-то пробормотала, и я наклонился, чтобы расслышать. — Нет, — тихо проговорила она. — Да, — настаивал я. — Я понимаю лучше, чем ты. |
