Изменить размер шрифта - +
Только почему на столе у твоей жены обнаружили записку, написанную задолго до ее смерти? «Я от всего устала. Прощайте». Не вяжется. Обычно такие записки пишут перед самоубийством, а не за полгода до него. Что скажешь?

— Откуда я знаю.

— Ну-ну… а ведь причин для самоубийства так и не увидел. Не верю я в него.

Мы закуриваем на прощание еще по сигарете, и меня увозят в родную шестиместную камеру номер двести девять. После одного из допросов Надым преподал мне короткий и очень понятный урок.

 

Хорошо поужинавшие Борман и Женька весело пихали друг друга локтями, пытаясь столкнуть с лавки. Оба мускулистые, сытые, они не знали, куда девать силу. Тюрьма их совсем не угнетала, оба были уверены, что больше условного приговора не получат, а жрали они за решеткой куда лучше простого гражданина России. Надым, зевая, поднялся со своего места:

— Застоялись, жеребцы?

— Есть маленько, Алексей Иваныч.

— Давайте-ка разомнитесь. Кто кого на руках одолеет. А это приз победителю. Участвуют все.

Он положил на стол пачку «Честерфильда» и яркую зажигалку с фотографией голой девицы.

Звездинский участвовать в чемпионате не хотел, но и отказать Надыму побоялся. Женька и я без труда согнули его руку, а Борман, дурачась и делая вид, что обессилел, припечатал Звездинского костяшками к столу с такой силой, что тот заорал от боли. Попытался выдернуть посиневшую кисть, но Борман сжимал ее все сильнее.

— Пустите, слышите…

— А ты че сам в меня, как клещ, вцепился? — смеялся Серега.

— Больно же.

— Брейк! — скомандовал Надым.

Борман разжал руку, и Звездинский испуганно шарахнулся прочь. Потом выбыл Женька. Силенка у «бычка» имелась немалая, но я все же прижал его руку к столу. В финал вышли мы с Борманом. И тут началось непонятное.

Я был уверен, что мне не выстоять, однако мощные мышцы Сереги оказались не такими сильными, как я ожидал. Подобная картина иногда наблюдается у культуристов, накачавших мышечную массу за короткий срок.

— Можно повторить? — спросил Борман, повернувшись к Надыму.

— Если Сашка не возражает, — пожал плечами авторитет.

Надым первый раз назвал меня по имени. Значит, понял, что я чего-то стою. Мы схватились вновь. Отжимая его кисть, я почувствовал, что он поддается мне нарочно. Я тоже ослабил нажим, но Борман не пытался припечатать меня к столу, изображая последние усилия. Зачем он это делает?

— Ну чего вы телитесь? — прыгал от нетерпения Женька.

Даже Звездинский придвинулся ближе, внимательно наблюдая за поединком. Я рывком прижал руку Бормана к доскам стола. Поддаешься, и черт с тобой! Серега потер кулак и вдруг заявил:

— Хитришь, Ерема!

— В чем я хитрю?

— Локоть незаметно двигаешь…

Обвинение было настолько абсурдным, что я решил не спорить. Но Борман от меня не отставал.

— Локтями по столу любой сможет возить. Ты попробуй в честном бою помахайся.

Я мгновенно понял, куда клонит Борман. К драке. Ни хрена себе, честный бой! Да он двоих таких, как я, по стене размажет.

— А че не помахаться? — поддержал приятеля Женька. — Не в полную силу, а так на касание… чтоб костей не поломать. Разрешите, Алексей Иваныч?

Надым насмешливо оглядел меня:

— Сашка, что-то не сильно настроен. Может, боится… и правильно делает.

— Да вы что, Алексей Иваныч! Чтобы Ерема об…ся? Он не трус!

Меня загнали в ловушку. Отказаться, значило навсегда прослыть трусом. Начнется такая травля, что прежняя жизнь покажется медом.

Быстрый переход