Только почему на столе у твоей жены обнаружили записку, написанную задолго до ее смерти? «Я от всего устала. Прощайте». Не вяжется. Обычно такие записки пишут перед самоубийством, а не за полгода до него. Что скажешь?
— Откуда я знаю.
— Ну-ну… а ведь причин для самоубийства так и не увидел. Не верю я в него.
Мы закуриваем на прощание еще по сигарете, и меня увозят в родную шестиместную камеру номер двести девять. После одного из допросов Надым преподал мне короткий и очень понятный урок.
Хорошо поужинавшие Борман и Женька весело пихали друг друга локтями, пытаясь столкнуть с лавки. Оба мускулистые, сытые, они не знали, куда девать силу. Тюрьма их совсем не угнетала, оба были уверены, что больше условного приговора не получат, а жрали они за решеткой куда лучше простого гражданина России. Надым, зевая, поднялся со своего места:
— Застоялись, жеребцы?
— Есть маленько, Алексей Иваныч.
— Давайте-ка разомнитесь. Кто кого на руках одолеет. А это приз победителю. Участвуют все.
Он положил на стол пачку «Честерфильда» и яркую зажигалку с фотографией голой девицы.
Звездинский участвовать в чемпионате не хотел, но и отказать Надыму побоялся. Женька и я без труда согнули его руку, а Борман, дурачась и делая вид, что обессилел, припечатал Звездинского костяшками к столу с такой силой, что тот заорал от боли. Попытался выдернуть посиневшую кисть, но Борман сжимал ее все сильнее.
— Пустите, слышите…
— А ты че сам в меня, как клещ, вцепился? — смеялся Серега.
— Больно же.
— Брейк! — скомандовал Надым.
Борман разжал руку, и Звездинский испуганно шарахнулся прочь. Потом выбыл Женька. Силенка у «бычка» имелась немалая, но я все же прижал его руку к столу. В финал вышли мы с Борманом. И тут началось непонятное.
Я был уверен, что мне не выстоять, однако мощные мышцы Сереги оказались не такими сильными, как я ожидал. Подобная картина иногда наблюдается у культуристов, накачавших мышечную массу за короткий срок.
— Можно повторить? — спросил Борман, повернувшись к Надыму.
— Если Сашка не возражает, — пожал плечами авторитет.
Надым первый раз назвал меня по имени. Значит, понял, что я чего-то стою. Мы схватились вновь. Отжимая его кисть, я почувствовал, что он поддается мне нарочно. Я тоже ослабил нажим, но Борман не пытался припечатать меня к столу, изображая последние усилия. Зачем он это делает?
— Ну чего вы телитесь? — прыгал от нетерпения Женька.
Даже Звездинский придвинулся ближе, внимательно наблюдая за поединком. Я рывком прижал руку Бормана к доскам стола. Поддаешься, и черт с тобой! Серега потер кулак и вдруг заявил:
— Хитришь, Ерема!
— В чем я хитрю?
— Локоть незаметно двигаешь…
Обвинение было настолько абсурдным, что я решил не спорить. Но Борман от меня не отставал.
— Локтями по столу любой сможет возить. Ты попробуй в честном бою помахайся.
Я мгновенно понял, куда клонит Борман. К драке. Ни хрена себе, честный бой! Да он двоих таких, как я, по стене размажет.
— А че не помахаться? — поддержал приятеля Женька. — Не в полную силу, а так на касание… чтоб костей не поломать. Разрешите, Алексей Иваныч?
Надым насмешливо оглядел меня:
— Сашка, что-то не сильно настроен. Может, боится… и правильно делает.
— Да вы что, Алексей Иваныч! Чтобы Ерема об…ся? Он не трус!
Меня загнали в ловушку. Отказаться, значило навсегда прослыть трусом. Начнется такая травля, что прежняя жизнь покажется медом. |